После этого Арфарра покинул Чаренику, спустился в сад и присел на мраморный пенек, щурясь и улыбаясь, как кот на солнышке. Тут из-за беседки, увитой глициниями, вышла черноволосая девушка, похожая на струну, натянутую на колки лютни, и Арфарра узнал в ней девушку из Небесной Книги.

Арфарра улыбнулся, вспомнив, как она неделю назад, пряча глаза, совала ему в руку корзинку. Как он тогда ее напугал! Что он посулил ей тогда? Хорошего жениха? «Если б, – подумал Арфарра, – я ее встретил тридцать лет назад, я бы женился на ней. Может, и сейчас не поздно?» И Арфарра вдруг странно вздохнул, вдруг поняв, что, вероятно, даже первый человек в государстве может быть счастлив из-за женщины. А Идари подошла к старику, стала на колени и сказала:

– Ах, сударь, вы больше, чем колдун!

«Ее любовники будут смеяться надо мной, – подумал Арфарра, – ну и что?» – положил руку на голову девушки и погладил ее.

– Мы с Киссуром говорили об этом всю ночь, – продолжала Идари, – и сошлись на том, что вы умеете видеть за вещами и впереди вещей. Потому что если бы я знала, что Янни выходит замуж за Киссура, я, конечно, не осмелилась бы вновь попасться ему на глаза. И подумать только, что я еще кормила вас пирожками, а вы уже все знали! Что с вами, дедушка?

Последние слова Идари произнесла потому, что губы Арфарры вдруг как-то посерели. Он поднял голову и стал смотреть, как в лучах утреннего солнца к нему спешит, шагая по-утиному, новый префект столицы Чареника.

– Ничего, – сказал Арфарра, – А теперь беги отсюда, крошка, и никому не говори того, что ты сказала мне.

А Киссур между тем ускакал в город, и вернулся к тестю лишь вечером. Вот он подъехал с дружинниками к воротам, и увидел, что на них висит простыня, а на простыне – кровь.

– Это что такое? – спросил Киссур.

– Это такой обычай, – ответила ему бабка в полосатой кичке.

Киссур удивился и, пройдя в дом, стал искать, не был ли он вчера ранен. Ничего, однако, не нашел. Тогда он спросил своего вассала, Алдона:

– Слушай, помнишь, мы вчера вешали этих красненьких, и один так верещал, что мне пришлось на прощание зарубить его мечом? Как ты думаешь, он не мог мне обрызгать свадебный кафтан?

– По правде говоря, – ответил Алдон, – он это и сделал, только ты был такой сердитый, что мы не успели тебе это сказать.

– Да, – промолвил Киссур, – сдается мне, что не та кровь, какая надо, висит на этой простыне, и не очень-то это хорошее предзнаменование.

* * *

Относительно Нана Арфарра сказал Киссуру чистую правду, – никто не знал, куда он делся, и сам Арфарра не знал, хотя искал весьма пристрастно и до многого доискался.