Вскоре эскадра скрылась за скалой. Теперь она проходит Внутреннюю Гавань. А Лапый, надо полагать…
А солнце поднимается все выше.
А те уже небось швартуются. А Лапый…
А солнце поднимается!
А те уже…
А…
Р-ра! За спиной шаги! Рыжий поспешно оглянулся, успокоился. Это Вай Кау быстро вышел из каюты, дал знак, и протрубили — враз — побудку, гролль и марш. Гребцы поспешно поднимались и принимали гролль и строились на верхней палубе — надстройке между мачтами. Когда весь экипаж уже стоял не шевелясь, плечом к плечу, и взгляды их были направлены на берег, на Ганьбэй, только тогда Вай Кау, а за ним и Рыжий, прошли с кормы и встали перед строем. На этот раз Вай Кау ничего не говорил, а медленно и со значением достал серебряный хронометр и принялся внимательно смотреть на циферблат. Затем — все также медленно и также со значением — Вай Кау поднял свободную лапу и, когда быстрая стрелка едва только коснулась верхней риски, дал резкую отмашку…
Взрыв! Грохот! Дым! Форт да и вся скала под ним взлетели в воздух! Лапый действительно кремень — не подкачал: рвануло ровно в полдень! Гр-ром, гр-рохот, эхо, всполохи — и форта нет, и весь Ганьбэй в дыму, в огне. И вот уже из Гавани идут за валом вал, и вот уже «Тальфар» взлетел-упал, взлетел, упал, взлетел… и медленно осел, и закачался, заскрипел оснасткой на свежей волне. А экипаж по-прежнему стоял не шевелясь, молчал, смотрел на клубы дыма, на огни…
— Р-рняйсь! — рявкнул адмирал.
И строй, как завороженный, — шварк, шварк, пасть вправо, пасть вперед. А адмирал:
— Вот так-то вот! — сказал и засмеялся, и добавил: — Теперь нам здесь уже точно делать нечего. К веслам! В-ва! В-ва! На юг!
Глава седьмая — НА ЮГ
Глава седьмая — НА ЮГ
И они шли на юг. По целым дням гребли, а вечерами, лишь только солнце начинало погружаться в Океан, они сразу сушили весла, убирали паруса. «Седой Тальфар» ложился в дрейф, они кормились. Потом звучал сигнал «всем-всем шабаш!» — и они отдыхали. А утром вновь сигнал — «на банки! порс!» — и они вновь гребли. Шли при попутном ровном ветре, гребли вполсилы, не спеша. Да адмирал иного и не требовал. Он говорил:
— Успеется. Все схвачено. Вот где оно!
И всем желающим показывал ту самую, поддельную карту — он еще в первый вечер взял ее у Рыжего, снес на шкафут и там опять всем показывал и нагло утверждал, что карта эта верная, надежная, но вот только о том, как она к нему попала, о том он никому не скажет — такое слово дал. И тут же весьма прозрачно намекал на то, что тот, кто дал ему эту карту, лично был на том Континенте, прошел его и вдоль и поперек, провел промеры сорока семи фарватеров, сделал отметки приливов-отливов, а после… А после адмирал и вообще нес какую-то дикую несуразицу, бессвязную, крикливую нелепицу…