— Но почему?

— Не знаю. Мне не говорят.

На выходе из стерилизационной камеры Седрика и Абеля ждали шесть человек во главе с Фишем — Барни Багшо, ухмыляющийся, как огромная горилла, и разведчик О'Брайен, и еще какие-то незнакомые. В воздухе витал еле уловимый дух удовлетворения, прозвучало несколько довольно вымученных шуточек, но в основном настроение компании было мрачноватое. Да и не мудрено — если Тибр напоминал рай, то Нил — преисподнюю.

— Фиш сказал что-то такое насчет пусть подумают пару дней о своих прегрешениях и ушел. Я же просил их, Элия, даже за Экклес просил. Прямо умолял, только что на колени не бухнулся.

Хуже всего была фраза, которую бросил Багшо. “Ты, Шпрот, — сказал он, — должен радоваться. Ты отомстил за свою Гленду. Эта баба, Экклес, получила по заслугам”.

Седрик рассказывал Элии, стараясь, чтобы было попонятнее, но ему все время казалось, что получается плохо и сбивчиво.

— Но я-то, — добавил он, — никакой радости не чувствую! Не знаю уж почему, только не чувствую. Ну, может, потому, что Гленду все равно не вернешь, а к тому же Гленда не мучилась так перед смертью — я не уверен, конечно, но хочется думать, — не мучилась так, как будет мучиться эта Пандора. Какая уж там радость, совсем наоборот.

— Ты не виноват, — успокоила его Элия. — Они снова тебя использовали. Ты же ничего не знал.

Утешение помогло, но не слишком. Он же почему согласился влезть в передачу Пандоры? Только потому, что Багшо сказал, что так он отомстит за Гленду. Ну что, спрашивается, стоило упереться рогом и никаких опровержений не давать, пусть бы сами они что хотели, то и делали?

— А Фиш — он что, обещал, что их спасут через следующее окно? — спросила Элия.

— Да не то чтобы так.

Фиш просто хотел, чтобы Седрик не очень возникал, подумал немного, свыкся с мыслью, что так те двое — или трое — на Ниле и останутся. Да конечно же, кто же станет вытаскивать оттуда Экклес? Ну вытащат, и что они ей скажут? “Прости, Пандора, ошибочка небольшая вышла!” — так, что ли? Институт никогда не признается в содеянном. Никаких спасательных экспедиций не будет. И если уж он, Седрик, это сообразил, так Элия поймет все в сто раз быстрее. Она же вон какая ушлая.

— Но почему? Почему их там оставили?

— Ну, вот этот, скажем, Уилкинс, он и есть тот самый шпион — ну, который продал Пандоре диск. Это Фиш так сказал. А еще он сказал, чтобы за этого типа я не беспокоился. Все равно у него почти весь мозг омертвел.

По Элии снова прокатилась волна дрожи; не еле заметная, как в тот раз, а сильная.

— Почему у него мозг омертвел? Что они с ним такое делали, что у него даже мозг омертвел?