Элия включила свет и теперь осторожно отдирала его ладони от ушей. Еще минута — и ноги Седрика перестали дергаться. Элия пыталась обнять его и успокоить — веселенькое занятие, когда перед тобой такая вот двухметровая жердина, скрученная в шар и завязанная узлом, — и она ворковала над ним, как мать над больным ребенком: “Все хорошо, все хорошо, не бойся, ничего тут страшного нет, видишь, я же тут, рядом, и все в порядке, и бояться нечего…»

Затем колыбельная началась снова — в который раз?

Седрик распрямился и только теперь понял, что весь взмок, обливается потом и что ему очень холодно, даже зубы стучат.

Элия облегченно вздохнула, обняла его за плечи, откинула с полубезумных глаз слипшиеся рыжие пряди.

— Седрик?

— Я уже в полном порядке.

Не был он ни в каком порядке. Седрика охватило ужасное предчувствие, что сейчас он расплачется, расплачется взахлеб, навзрыд — и что же подумает тогда Элия? Он снова сжался, а Элия положила его голову себе на грудь и снова гладила его по волосам, только ничего не говорила. Долгое молчание.., ровный стук ее сердца.., дрожь все слабее и слабее…

— Что тебя испугало? — спросила Элия. Седрик начал заикаться — и не произнес ни слова. “Я же и сам не знаю! Слюнтяй! Идиот!»

— Я не помню. — Он снова выпрямился. — Спсихел я, наверное, вот что.

— Нет, на тебя это не похоже. — Однако вид у Элии был озабоченный. — Просто реакция на трудный день — на уйму трудных дней подряд. Неутомимых людей не бывает, у каждого свой порог разрушения. Но ты не бери это в голову. — Она улыбнулась и осторожно чмокнула Седрика в распухший нос. — Подумай лучше про завтра. Так что же, с возвращением Абеля все переигрывается назад? Как я понимаю, он снова возглавит экспедицию на Тибр.

— Наверное.

— Ну а как же еще, ему же нельзя вылезать на люди! И ты тоже — ты должен исчезнуть. Ты же теперь никто, тебя просто нет… — Видимо, Элия заметила сомнение, скользнувшее по лицу Седрика. — Или я ошибаюсь?

Вопрос о Тибре поверг Багшо в полное смущение, немец говорил что-то неопределенное, заикался и вообще не был похож на самого себя.

— Надеюсь, что не ошибаешься, — промямлил Седрик. — Очень надеюсь.

Элия вздохнула и прижалась к нему всем телом.

— Выключить сеет!

Лицо Элии — фантомное его изображение — быстро таяло в обрушившейся на комнату темноте.

— А теперь забудь все это, — сказал ее голос. — Потому что я тебя люблю. Я люблю тебя до безумия, и я буду делать сейчас с тобой восхитительные, предельно развратные вещи.

Седрик еще дрожал — нет, не дрожал, но чувствовал внутреннюю, готовую вырваться на поверхность дрожь, и причин к тому было много — и этот странный припадок, и воспоминание о СОРТе, и лицо Фиша, когда тот…