Совсем недавно, святой брат, мог бы сказать я ему. Мы с Запредельным теперь родные братья, а уж к Жнецу я ходил, по меньшей мере, дважды. А может, и трижды, если считать ночь в далеком черном храме за две…

Но это всё равно не мои боги. Или я — не их… бог?

Что за глупая мысль.

— …А его величество милостью Троих государь наш хоть часовни не жжет, — прошипел монашек, зло косясь на Зеленых, к тому времени уже получивших свой дармовой эль и говядину. Сидели они тихо, уткнувшись в кружки, — видно, их сержант не только казался сумасшедшим. Он то и дело окидывал зал свирепым тупым взглядом, и мне совсем не хотелось бы встретиться с ним глазами. Я поспешно повернулся к монашку.

— Так ведь Гийом тоже не слишком ратует за возрождение Троих, — сказал я, и монашек моргнул, словно совсем забыл, что я умею говорить.

— Это он сейчас не ратует, — после паузы согласился он. — А потом, когда победит предателя, неровен час, и вспомнит про бедных святых братьев, сподвигавших чувства народа в верное русло… Вы за короля, сударь, не правда ли? Вы молитесь Троим?

Вот, значит, как, подумал я, едва не усмехнувшись. Могу спорить, по аленкурским трактам бродят такие же велеречивые гаденыши из братства, подбивая народ на восстание против Гийома. А когда одна из сторон победит, Верховный Ментор придет и скажет: в этом и наша заслуга, сир…

Снова. Жнец их возьми, снова, везде одно и то же.

И как же сладко, как легко и сладко осознавать, что мне до всего этого дела больше нет. Что с неба могут литься помои и коровий помет, и я останусь чистым под этим навозным ливнем. Не правда ли?

Уголок моего рта дернулся, но я сдержал улыбку и вдруг обнаружил, что монах всё еще смотрит на меня своими разноцветными глазами, ожидая ответа. И тогда я улыбнулся по-настоящему. И сказал — не знаю, зачем, почему, — то, что сказал:

— Нет, святой брат. Я молюсь Безымянному Демону.

По лицу монашка, внезапно ставшему белее простокваши, я понял, что ему есть что мне ответить, когда неровный гул зала прорезал высокий крик:

— Эй, это же он! Это он!! Держите его!

Я смотрел на монашка, на его побелевшее, почти посеревшее сухонькое личико, смотрел в его разноцветные глаза и улыбался, зная, что умру, если подниму голову. Нет смысла вопрошать, почему это происходит именно со мной — вероятно, свою квоту везения я исчерпал в форте Кайла Урсона. Я смотрел, как монашек медленно поворачивается туда, откуда донесся крик, и знал, что все другие тоже смотрят туда и будут смотреть еще мгновение, пока их взгляды не устремятся на меня… Я спокойно вздохнул, высвобождая под столом приклад арбалета, хотя знал, что успею сделать не больше одного выстрела. Что ж, по крайней мере можно попытаться сделать этот выстрел в глаз сумасшедшего сержанта. Лучше, чем ничего.