– Совсем немного.
– Ну, это как сказать. Я долго волочил тебя по сугробам. А потом еще дольше пытался поднять тебя на кровать…
Пять пар лыж лежали на снегу возле крыльца. Буйвол, не раздумывая, взял себе трофейные – подбитые мехом. Малыш надел обычные – широкие доски с чуть загнутыми мысками, широкие, тяжелые, неудобные. Ответил на немой вопрос Буйвола:
– Чужие. В деревне взял. Обещался вернуть в целости.
Топор утонул в сугробе рядом со ступенями – одно топорище торчало. Буйвол поднял его, постучал обухом о брёвна сруба, сбивая снег, сунул за пояс. Притворил дверь, подпер ее своими старыми лыжами. Спросил:
– Мы ведь еще вернемся?
– Решай сам, – сказал Малыш.
И Буйвол подумал, что, быть может, теперь он действительно способен всё решать сам…
Они ненадолго остановились возле тел грабителей. Буйвол разглядывал оскаленные лица окоченевших трупов, смотрел на взрытый просевший снег, на разбросанные обрывки пут, на веревку, висящую на суку. Он пытался представить, что тут происходило. Сейчас он видел себя со стороны, связанного, оглушенного, полузадушенного… Он заново переживал случившееся.
«
– Вон оттуда я стрелял, – поднял руку Малыш. – От того куста.
Буйвол посмотрел, куда показывал товарищ, и вдруг отчетливо вспомнил свой недавний сон – возле этого самого рябинового куста стояла Айхия и чужим голосом звала его к себе.
– Ладно, пошли, – сказал Буйвол, и сердито потер переносицу.
В лесу было тихо. Под лыжами похрустывал снег. Со вздрагивающих веток, тихо шурша, сыпалась на головы проходящим людям невесомая искрящаяся пыль.
– Я ведь еле тебя нашел, – говорил Малыш. – Торопился, всю округу обежал, деревень десять, наверное. Никто толком ничего не сказал. А я, дурак, все выспрашивал про мечника, про бойца. А надо было спрашивать о дровосеке…
Они шли по старому следу, по лыжне Малыша.
– Только-только… – пробормотал задумавшийся о чем-то Буйвол.
– Что?