Экзекуторы подхватили мертвеца за ноги и подмышки, понесли прочь.

— Ваше светлейшество… — в голосе Ай-Ванура звучала боль. — Вы знали?

Рука епископа снова попыталась нащупать концы пояса. И не найдя, стиснула складку тяжелой ткани, серой, точно пасмурное небо.

— Клянусь Пресветлым Сеггером, магистр… Я догадывался. Но такого даже представить не мог.

* * *

Донг… Донг… Донг…

Большой колокол роняет звуки, как грозовая туча — первые капли дождя. Только капли не падают, а поднимаются в небо… И медленно уплывают, несомые усталым ветром.

Кроткая ночь глядит в окно покоев Хильдиса Коота — скромная послушница, не смеющая поднять с лица звездотканное покрывало.

«Вы не спите, ваше светлейшество? Вас что-то тревожит?»

Епископ отвернулся от окна, словно не желая встречаться с ней взглядом. Молитва не шла на ум. Да и много ли толку в одной молитве? Она укрепляет дух, проясняет разум, но за словом должно последовать дело.

Ибо Пресветлый Сеггер взрастил чад Своих, дабы стали они помощниками в делах Его и вершителями воли Его. И велика скорбь отца, чьи дети, лишь на него уповая, сами пребывают в праздности…

Вот только всякое ли деяние — благо? И, может быть, прав святой Рутилий, когда сказал: «Благими намерениями вымощен путь в место мучения»?

Жаль, что ты забыл об этом, магистр Анволд. Об этом и еще кое о чем.

Кто утратит смерть — тот утратит жизнь. Это не вечность, а небытие. Никто и ничто живое не бывает бессмертным, но только люди знают, что умрут. Это наша суть, наш великий дар. Поэтому мы так боимся ее потерять. Наша жизнь, наши страдание — то, что мы боимся потерять. Человеческая жизнь недолговечна, как волна в море.

Неужели кто-то захочет, чтобы это море застыло?