Начальник стражи моргнул, его засаленные усы зашевелились.

* * *

Анарки отреагировала молниеносно. Когда ее заклинание прекратило действие, горожанин подался в сторону. Мешок и так уже был полон. Она решила больше не рисковать. К тому же из нее был чертовски плохой вор. Возможно, в следующий раз она предпримет попытку умыкнуть что-нибудь из этих дорогостоящих домов. Она поглядела в сторону возвышающихся над трущобами чистеньких и аккуратных зданьиц. Теремки и высокие трехэтажные за внушительными стенами. Собаки. Там наверняка есть собаки.

Анарки поморщилась, потерла руку. Пестрая птичка свалилась ей под ноги. Она аккуратно обошла ее.

Приближаясь к знакомым улицам, она сделала круг на всякий случай и незаметно растворилась в тени.

Старый охранник, кивавший носом в своем маленьком домике за воротами, окинул ее взглядом, устанавливая на место дубинку.

— А это ты.

— Гуго, где моя сестра?

— Не видел. — Он подхватил монетку. Его брови поползли вверх, но лишь затем чтобы зевнуть.

«Немного уюта в ее клетушке не помешает».

Анарки принялась за уборку. Вымела мусор и стерла пыль с той мебели, что еще оставалась после того сукина сына Ошена. Каждый раз, пьяным возвращаясь из своих «заплывов» по кабакам у причала. В надежде раздобыть мелочь от сострадающих, россказнями и слухами для своей очередной попойки, он разносил вдрыск то табуретку, то стол; заваливался в кучу ветоши, служившей кроватью; спал, вставал, клянчил денег у Марион (потому как, у нее-то, он попросить не осмеливался), бил Марион и уходил. А потом все начиналось заново.

Однажды Анарки надоело это. И когда в очередной раз она обнаружила на Марион синяки, она подхватила то, что оставалось от тумбы и прилично отходила эту скотину — Ошена. А потом выволокла его за ворота (ей пришлось постараться) и дала денег Гуго, чтобы тот больше не пропускал Ошена на порог их дома. Чтобы вернуться, Ошена остановила только рана, которую она ему нанесла.

И пригрозила, — она помнила точно, — что в следующий раз может и не прицеливаться.

Фермуар ожерелья приглушенно мерцал под выглянувшей из-за рамы луной.

Черным-черно, а в доме как назло нет ни одной свечи.

Впрочем, света была достаточно, чтобы пересчитать монеты. Одни поменьше, другие побольше, серебряные и краплаковые — истертая от частого употребления мелочь. Несколько золотых. Их Анарки заботливо обернула в тряпицу, положив к двум другим. Отложила под доску настила, прибила гвозди — не до конца, чтобы не выдать тайник. Вытряхнула из мешочка на поясе два кусочка небесно-голубого камня. Взяла горелку, зажгла. Установила над нею ложку и бросила туда зелье.