Туман донес до них приглушенные молитвы перепуганных моряков. Где-то поблизости графа звал кучер, но Ласта теснил меч Маледикта, и у него не хватало дыхания, чтобы откликнуться.
Наконец граф перешел в наступление; вместо коварного скользкого деревянного причала под ногами оказалась мощеная граница пирса и дороги, однако успех стоил Ласту ран на предплечье и бедре.
Лицо Ласта, искаженное отчаянным напряжением, разгладилось, на нем вдруг проступило дикое ликование: по чистой случайности кучер оказался в их круге. Маледикт, пританцовывая, отступил и сделал разворот — клинок вырвался из его руки и вонзился точно в грудь кучеру. Заряженный пистолет выпал из ладони несчастного на брусчатку с оглушительным ревом, полоснув малиновым светом пустоту. Удовольствие на лице Маледикта превратилось в гримасу ярости. Кучер намеревался помешать ему; есть ли еще желающие?
Ласт бросился в атаку, целясь острием меча в мокрый от пота крават на шее Маледикта; юноша увернулся как раз вовремя, чтобы сберечь шею, если не жилет и рубашку. Ткань лопнула: темная парча, светлое белье, плотный хлопок — все рассек один быстрый удар, обнажая белую, светящуюся, как луна, плоть юноши; на ключице расцвела и запеклась капелька крови.
Маледикт зарычал, почувствовав прикосновение тумана к обнаженной коже. Юноша был на расстоянии человеческого роста от тела кучера и от собственного меча; он рассвирепел не на шутку.
Бой продолжался слишком долго; каждая минута приближала Ласта к возможности отсрочить расправу. Наверняка выстрел кто-то слышал; хотя туман рассеивал звуки, в конце концов место поединка обнаружат. Уже теперь до Маледикта донесся женский крик — высокий, пронзительный визг, от которого у него скрипнули зубы. Ласт медлил, сбитый с толку; в тот самый миг, когда граф стряхнул с себя удивление и вернулся к битве, Маледикт одним длинным низким прыжком дотянулся до меча.
Клинок Ласта прошел на волос от резко пригнувшегося Маледикта, едва не задев плоть. И снова послышался звук рвущегося шелка: лента, которой были перехвачены волосы юноши, сползла ему на шею, давая понять, как близко просвистел вражеский удар; но труп кучера и его собственный меч были уже рядом. Пальцы Маледикта сомкнулись на рукояти, окаймленной острыми перьями гарды; меч выскользнул из плоти и кости, словно человеческое тело было другим эфесом, за который он зацепился.
Маледикт замотал головой, отбрасывая с лица волосы, и принялся теснить Ласта к пирсу. Исход дуэли был предрешен: о нем говорили застывшая пустота в лице графа, страх в голубых глазах. Маледикт сделал молниеносный выпад, словно хищная птица бросилась на свою добычу; юноша видел теперь только горло графа. Ласт парировал в самый последний момент; сталь завизжала о сталь, отсекая ему ухо.