— Вы там живы еще? — нарушил оторопь перебиваемый кашлем голос из сеней.
— Эркол? — встрепенулся Шагалан. — Гони всех обратно в дом. Тут… новые загадки обнаружились.
— Да что происходит, черт вас… — раздраженно заговорил Опринья, но юноша знаком приказал умолкнуть.
Пленников водворили назад к печи, Опринья и ошеломленный увиденным Эркол устроились рядом с ними. Немым изваянием замер в дверях Кабо. Шагалан подтащил край лавки, уселся напротив раненого, принялся, не произнося ни слова, пристально разглядывать его. Тот в каком-то полуобмороке заторможенно ворочал головой, трогал пальцами то рукоять, по-прежнему торчащую из груди, то кровь, показавшуюся на губах. Никого вокруг, похоже, он уже не замечал. Несколько минут в горнице висела звенящая тишина, нарушаемая лишь нутряным покашливанием Ретси.
— Царапа? — чуть слышно промолвил Шагалан.
Раненый вздрогнул, через силу повернулся, закашлялся:
— Только сейчас догадался? — Усмешка, сопровождаемая стекающими на подбородок струйками крови, получилась страшноватой.
— Подозревал нечто подобное, но… не тебя.
— Еще бы… За то и ценили… Высоко ценили…
Разбойник сжал пальцами рукоять, потянул ее из себя, застонал.
— Не надо, — предостерег Шагалан, не пошевелившись. — Твоя жизнь ныне держится на этом клинке. Выдернешь — немедленно умрешь.
Новая гримаса, напоминающая усмешку.
— А не выдерну — помру медленно, так?… Зачем же отсрочивать неизбежное?
— Туда торопиться тоже не стоит.
— Ха, здесь я свои дела… мнится, завершил окончательно. Чего от меня хотите?… Свежую исповедь злодея? Не дождетесь… Я, возможно, и проиграл, но вот ломаться не намерен.
— Твоя воля, — покачал головой разведчик. — Если не желаешь напоследок загладить хотя бы чуть-чуть…
— Ерунда это все… — Царапа отер губы рукавом, моментально окрасившимся темным. — Душа, грехи, прощение… А ты, парень, молодец. Хитрил я, мудрил, а все ж таки недооценил… Впрочем, ваша победа также еще далеко. И я пальцем не пошевелю для ее приближения.
— Почему?
— А пусть бы и из вредности… Надо же в чем-то прищемить хвост победителю…
— Тебе настолько чужда судьба Гердонеза?