— Вот как? — вырвалось у меня.

— Вся ответственность лежит на мне, — твердо закончил генерал.

«Так значит, не Рейи, — пронеслась мысль. — Я переоценил господ из Военного совета. Или они настолько утратили самообладание, что забыли об уставе, этикете и традициях, или настолько испугались кары, что позволили Онго взять ответственность на себя». Мертвецы не имеют права командовать живыми; я признавал, что ситуация была из ряда вон выходящая, но не настолько, чтобы забывать об этом законе. Его породили отнюдь не суеверия. Смерть избавляет от страха смерти. Поднятые часто недооценивают опасность. До сих пор опыт и здравомыслие Эрдрейари заменяли ему бессознательную осторожность живого, но в критической ситуации этого оказалось недостаточно…

— Вы совершили ошибку, — сказал я.

Эрдрейари смотрел мне в лицо — прямо и спокойно. Золотая проволока, которой были выложены его знаки, светилась в солнечных лучах. Поверх мундира на нем был черный широкий плащ, в пальцах генерала белела маска. Он получил экстренный вызов и не тратил времени на сборы, но, отправляясь в страну, где не было обычая поднимать умерших, Онго позаботился о чувствах ее жителей.

Онго Эрдрейари поступил необдуманно? Генерал-фельдмаршал Эрдрейари пошел на поводу у Кайсена, Военного совета, кого угодно?

Не верю.

…Итаяс с интересом и без тени страха смотрел на генерала.

— Государь, — сказал тот, — могу я узнать имя вашего собеседника?

Горец насмешливо закатил глаза.

— Я Итаяс, — сказал он, — сын Арияса, того самого, которого ты обещал посадить в клетку. А ты мертвец.

Эрдрейари сухо улыбнулся.

— Некий храбрый горец бежал от меня всякий раз, когда предвидел, что будет побежден. Поэтому он славится как тот, кто не проигрывает битв.

— Ты и сам слывешь непобедимым. Потому что поступаешь так же.

— Я никогда не прятался от врага в норы, Пещерный Львенок.

— Ты повел пушки и танки на наши мечи и стрелы. Недолго прожила бы доблесть без разума.

— Разумный воин оставил сородичей на верную смерть.

— Нет, — мягко сказал Итаяс и улыбнулся.

Я с трудом сохранял невозмутимую мину; во мне росло восхищение. Возможно, Итаяс способен был не только предсказывать слова и поступки, но и каким-то образом заглядывать в души людей. Иначе я не мог объяснить то, что Кайсен вызывал у горца омерзение, а пикировка с Эрдрейари оказалась совершенно беззлобной, хотя генерал был для таянца грозным врагом и победителем. Тени в Лациатах не обнаруживали себя. Мне пришло в голову, что никому, кроме Ларры и Кайсена, не известно число потерь среди агентов, работавших в горах. Если Итаяс в самом деле видел их насквозь…