Дьюранд открыл было рот, но заговорил не сразу.
— Дорвен, не все сны — вещие, — наконец произнес он. — Даже эти твои сны. Сейчас тяжелые дни — но они закончатся. Неудивительно, что ты о нем думаешь. Мы все делаем то, что должны. Мы все уладим.
— А мудрые женщины… — Она отвернулась от костра взглянуть на группку женщин, едва различимых за развалинами. — Они говорят, что от меня будет гораздо больше проку тут. Что из безумного путешествия бог весть куда ничего хорошего не получится. Что женщина понимает, какова ее ноша — и принимает ее, понимает, что можно исправить, а что остается только перетерпеть и выстрадать, что можно сохранить, а что мы должны отдать.
— Мы найдем лорда Морина. Утихомирим Радомора. Король, он придет нам на помощь. — Дьюранд крепко сжал ее руку. — Когда все закончится, мы снова сможем думать и дышать.
Дорвен снова посмотрела на него. Изогнувшись, Дьюранд различил женщин, что смотрели на них из-за плит святилища. Некоторые из них сжимали в грязных руках лопаты.
Дорвен склонилась над ним.
— Когда все закончится, — выдохнула она и крепко поцеловала Дьюранда в губы. Безумие — но он ничего на свете не желал так, как эту женщину. Он представлял себе маленький замок где-нибудь далеко-далеко. Замок, в котором он будет хозяином, а Дорвен — его женой. Руки ее скользнули по избитому лицу Дьюранда, лаская и сжимая его.
Горячая слеза упала на шею молодого рыцаря.
У Дорвен перехватило дыхание.
А еще через миг она уже пожелала Хагону удачи — и скрылась.
* * *
Дальше стало хуже. В иные моменты Дьюранд корчился и выгибался дугой на земле от боли — такой же острой, как в когтях Грачей. Он терял сознание и лежал, точно мертвый, а приходил в себя весь в поту, без капли надежды. Хагон держал его борцовским захватом, или выводил на его коже какие-то письмена, или мазал руки и ноги зловонными снадобьями. Знахарство — сущее безумие.
Уже за полночь Дьюранд стал осознавать, что к заунывным песнопениям Хагона примешивается какой-то новый звук — гулкий стук по плитам пола святилища. Тук… Тук… Тук… Сердца молодого рыцаря коснулся могильный хлад — он узнал этот медленный ритм: медный наконечник посоха ударял по камням все ближе и ближе к нему.
Хагон все так же покачивался и бормотал, точно был не только слеп, но и глух. Дьюранд вздрогнул, разобрав среди его бормотания слова:
— Шепотом Странника, что наделяет дорогу силой и вкладывает мироздание в руки сотворенного, соединяю я кость с костью и жилу с жилой.
И словно эти слова возвестили его появление — на плитах перед раненым в порыве холодного ветра появилось новое существо. Высокое, выше виселицы. Черная паломничья шляпа покачивалась в вышине, точно черная луна. Костлявый, переплетенный узлами вен кулак сжимал раздвоенную верхушку посоха.