«Он — Несущий Гармонию!» — мелодичным голосом пропела величественная дева, прекрасная, как взмах крыла бабочки, величественная, как заоблачная вершина на рассвете.

«Воитель! Триумфатор!» — рявкнул витязь в тяжелой броне, измятой, обожженной огнем неведомых битв.

«Не ссорьтесь, почтеннейшие, — проворковал некто щуплый, облаченный в полосатый туранский халат, с мутной стекляшкой в единственном глазе, — отдайте его мне…»

И новые голоса, — грозящие, воркующие, шипящие, утробные, величественные и гнусавящие, убеждающие и требующие, — послышались со всех сторон. Сполохи невиданного сияния поглотили фигуры богов, слив их в бешено вращающийся хоровод. Они слились в единую субстанцию, Они извергли дух Избранника из его убежища в пылающей кроне, Они приняли Его…

И тогда тот, кто непрошенным явился сюда сквозь бездны мрака, узрел Его и отдалился от Него, покинув Крону и возвращаясь туда, где, волею Судьбы, ему суждено было вновь обрести свободу.

…Он услышал плеск волн, скрип обшивки, ощутил запах смолы и прикосновение к своему плечу.

— Конан!

Кого зовут этим странным именем? И может ли быть имя у того, кто духом способен возноситься к высшим сферам Мироздания?

— Конан!

Он открыл глаза и увидел бледный свет, отраженный в луже под его ногами. Трюм. Он сидит на чем-то жестком, руки его несвободны. Корабль называется «Дочь морей». Корабль, который должен был разлететься в щепки.

Человека, трясущего его за плечо, звали Сантидио. Его запястья были скованы железной цепью, лицо смутно белело в полумраке. Кажется, он был зингарским дворянином. Они вместе стояли на мостике, когда все поглотила тьма. Но куда, о боги, плыл их корабль?!

— Хвала Митре, ты жив, — радостно воскликнул Сантидио, — мы уже думали, что ты навсегда лишился разума.

— Немудрено, — проворчал кто-то, сидевший справа, — хрипел, метался, чуть с лавки не свалился, богов поминал — Нергала, Изиду, Мардука, Бела-озорника и еще этого… Ормузда. Я о таком и не слыхивал.

— Я их видел, — чуть слышно выговорил очнувшийся.

— Что ты там бормочешь, не разберу, — в голосе человека, которого звали Бандеросом, слышалась тревога. — Да узнаешь ли ты нас, Конан-киммериец? Что-то глаза мне твои не нравятся…

— Ты метался в бреду, боги тебе приснились, — сказал Сантидио.

— Я был в их обители, — негромко откликнулся варвар, — и видел… да, я видел Арэля, там, в пылающих ветвях…

— Кто такой этот Арэль, и за что с ним так жестоко обошлись? — спросил Бандерос.

— Ты видел пикта? — Сантидио придвинулся, усы и бородка казались нарисованными дегтем на его бледном лице. — Но… что это значит?