Переходящий издевался. Павел взял себя в руки и теперь снова казался равнодушным.

– Если ты обещаешь, что он умрет – долг снимается сам собой…

Переходящий подался вперед и медленно поводил перед собой сухим длинным пальцем:

– Э, нет! Долг никогда не снимается! Долг можно только простить. Или перевести на другого – ты это знаешь.

В кармане тихо разрывался мобильник: наверное, референты сходили с ума, страшась срыва встречи. Павел лишь стиснул зубы, посмотрел на долгожданного и ненавистного гостя.

– Да, ты стал очень нужным человеком, – задумчиво сказал Переходящий. – Рад за тебя. Честно. Только вот, по правде, не захотел бы поменяться с тобой местами…

– Это почему же? Ты такое же чудовище, как и я. Даже хуже…

– Э, нет. Может, я и чудовище, но я – свободное чудовище. Ты понимаешь, о чем я?

– Не вполне…

– Скоро поймешь. Что ж, рад был повидаться. Езжай – тебя заждались. Может, еще свидимся…

Павел не ответил. Он повернулся – и быстро вышел, оставив Переходящего за спиной.

За бронированным стеклом проплывают знакомые улицы. Плывут быстро – несмотря на чудовищную пробку, замершую справа. Лимузин несется по разделительной полосе, не брезгуя и встречной.

Ему можно.

Многое можно. Очень многое. Такое, что недоступно простым смертным. И это – не фигуральное выражение.

Павел немного нервничал. Первый боевой настрой как-то незаметно прошел, уступив место беспокойству. Павел пытался разобраться: что именно заставляет сердце биться неровно, от чего путаются мысли? Прогонял в уме возможные сценарии, и нельзя сказать, что все выглядело так уж безнадежно. Все в пределах нормы. Даже крупные убытки не смогут пошатнуть гигантскую империю, которую он строил тщательно, в расчете на самые неприятные неожиданности.

Дело в чем-то другом.

– Останови машину, – приказал Павел. – Да, да – вот здесь!

Рустам открыл дверь. Павел с трудом выбрался наружу. Именно – с трудом. Словно кончился вдруг запас бодрости, с которым он отправлялся в город. Огляделся. Он не очень хорошо представлял, зачем остановил машину именно в этом месте.

Рустам нервничал. Охрана в принципе не любит подобных порывов охраняемых. Ее можно понять.