Массовка подчинила его себе.

Поставила на колени.

Сделала рабом.

Никакое он не божество, и даже не хозяин всего этого кошмарного аттракциона.

Он всего лишь служитель, присматривающий за клеткой, в которой обитает чудовище.

Раб, выносящий дерьмо и кормящий с пики многоголовую тварь.

Раб, питающийся отбросами из этой клетки, зависимый от зверя, прикованный к тому толстой грязной цепью.

А может, того хуже – нелепый полупаразит, полусимбионт которого чудище терпит, как акула маленьких рыбок-прилипал…

Павел попятился. Мысли путались, в голове звенело. Он отступал, и за ним, как прилив, возвращались на свои места странные обитатели этого дикого мира. Вскоре внутренности барака окончательно скрылись в дымке, на смену ей пришла освежающая тьма.

Но в ушах продолжали звучать эти настойчивые мольбы-приказы:

Услышь нас!

Пошли нам!

Сделай для нас!

Он стоял перед бараком, тяжело дыша, шатаясь, не в силах сделать ни шагу. Понимание, которого он достиг там, внутри, покинуло, оставив лишь намеки на что-то отвратительное, страшное, нечеловеческое.

Свежий ночной ветерок немного привел в чувство. Павел заставил себя повернуться спиной к проклятому бараку. Но облегчения это ему не принесло.

Другое создание его же рук предстало перед глазами. Подсвеченное звездами и половинкой луны здание крематория.

Павел издал нечленораздельный звук – то ли вой, то ли хрип. Медленно, тяжело ступая, зашагал по сухой земле в сторону массивного угрюмого силуэта.

Крематорий смотрит пустыми глазницами, сверху, надменно, вроде бы даже презрительно. Дверь разверзлась жадной пастью, оттуда выкатился бетонный язык дорожки. И труба – словно тупой обломанный рог…

Игры кончились. Безумное развлечение стало самым обыкновенным безумием.