– Ну и ладно, – сказала Доуз, поднимая кучку окровавленной одежды Алекс. – У нас и так было слишком много друзей.

Заявив, что по завершении реверсии Алекс будет умирать от голода, Доуз ушла, чтобы приготовить ей поесть.

– Не утони, пока меня нет, – сказала она и оставила дверь в оружейную открытой.

Алекс откинулась в горне, чувствуя, как ее тело меняятся, боль высасывается из нее, и что-то – молоко или то, чем оно стало под чарами Доуз, – наполняет ее изнутри. Она слышала музыку, доносящуюся из дорогого музыкального центра. Помех было столько, что уловить мелодию было непросто.

Она снова опустила голову в молоко. Здесь было тихо, и, открыв глаза, она словно глядела сквозь дымку, наблюдая, как исчезают последние следы молока и магии. Над ней нависло и сконцентрировалось смутное пятно. Лицо.

Алекс сделала вдох и подавилась водой. Кашляя и отплевывыясь, она резко поднялась, скрестив руки на груди. Из воды на нее глядело отражение Жениха.

– Тебе нельзя здесь быть, – сказала она. – Охранные заклинания…

– Я же говорил, – сказало его отражение, – мы теперь можем беседовать везде, где собирается вода. Вода – элемент перемещения. Она посредник.

– И что, ты собираешься принимать душ вместе со мной?

Холодное лицо Норса не изменилось. Она видела за спиной его отражения темный берег. Он выглядел иначе, чем в первый раз, и она вспомнила слова Доуз о разных пограничных областях. Должно быть, на сей раз она видит не Египет – или версию Египта, в которую она попала, когда пересекла Нил. Но Алекс видела на берегу те же темные тени людей и нелюдей. Она была рада, что здесь им ее не достать.

– Что вы со мной сделали в квартире Тары? – спросил Норс. Его голос звучал надменнее, чем когда-либо, а произношение стало еще монотонней.

– Не знаю, что тебе сказать, – сказала Алекс, потому что это казалось ближе всего к правде. – Мне было некогда спрашивать разрешения.

– Но что вы сделали? Как вы это сделали?

Останься со мной.

– Сама толком не знаю.

Она ничего в этом не понимала. Откуда взялась эта способность. Почему она видит то, чего не видят остальные. Возможно, это у нее в крови? В генах отца, которого она никогда не встречала? В костях ее бабушки? Серые никогда не осмеливались приближаться к дому Эстреи Стерн, где в окнах горели свечи. Проживи она подольше, сумела бы она найти способ защитить Алекс?