— Странно это слышать от того, кто служит Смерти, — не удержался от реплики я.

— Смерть и Жизнь — две стороны одной монеты, глупец, — назидательно произнес Хозяин кладбища. — Кстати, ваши предки это понимали куда лучше, потому самоубийцы никогда не попадали за кладбищенскую ограду, находя последний приют перед ней. Глупые люди считали, что так общество порицает того, кто наложил на себя руки, а умные понимали, что это последняя милость для того, кто покинул мир по своей слабости или скудоумию.

— Что — то такое слышал, — подтвердил я. — Или читал?

— Слышал, читал… — проворчал умрун. — Это азы бытия, их знать надо, Хранитель кладов. Знать! А особенно тебе. Чай, с кладами самоубийц еще не сталкивался? То — то и видно. Стерегись их, юнак, стерегись. Лучше на крови заложенное добро примучать, чем с самоубийцей, сидящим на злате, дело иметь.

У меня мигом возникли десятки вопросов, но задать я их не успел, поскольку увидел ту, к кому я сюда и пришел.

От той красивой женщины, которую я пару раз встречал в своей прошлой жизни, в этом призраке почти ничего не было. Призрачная плоть, не скрывающая того, что настоящая когда — то прогорела до кости, провалившийся нос, лохмотья когда — то красивых светлых волос. Однако, нелегко госпожа Гончаренко умирала, ох нелегко!

Это зачем же она так себя? Хотя — особо гадать не приходится. Вон виновница произошедшего, она ее в руке держит. Вот тоже интересно — рука призрачная, а подвеска настоящая, чего же она не падает?

— Она? — уточнил умрун. — Если да — делай что должен, и пусть она сызнова отправляется туда, откуда еще век носу не должна казать.

— Это такая мука, — прошелестела тень женщины. — Если бы я знала…

— Надо было там думать! — рявкнул Хозяин кладбища. — Прежде чем делать! А ты, юнак, мотай на ус, каково тем, кто себя жизни лишил, за дверями бытия приходится!

— Поневоле намотаешь, — пробормотал я, подходя к Гончаренко поближе. — Хочешь не хочешь.

Подвеска молчала, ничего не говорила. Странно, ее предшественники начинали гомонить задолго до того, как я брал их в руки, а эта ни звука не издает. Может, дело в том, что мы на кладбище? Может, могильная земля все экранирует?

Или вообще все было зря, и это не та вещь, что мне нужна? Такая вероятность имелась с самого начала.

Я накрыл подвеску ладонью, и облегченно вздохнул — та, наконец, проснулась.

«Хранитель, ты хочешь меня отпустить? Какое счастье! Я так устала, я больше не хочу терять своих хозяек одну за другой».

«Так это не ты их заставляешь гореть в огне?» — удивившись, спросил ее мысленно, зная, что меня услышат.