Кот. Здоровенный серый котище! Усы в разные стороны, хвост трубой, только что сапог не хватает.
Он ловко взобрался по стволу дерева, попробовал фарш, глянул на нас с Михеевым, соскочил на дорожку и посеменил по ней, время от времени оглядываясь.
— Пошли, нас ждут, — отрывисто произнес оперативник. — Теперь или грудь в крестах, или голова в кустах, обратной дороги все равно нет.
— Звучит оптимистично, — внутри снова все заходило ходуном.
— Никогда не ври себе, — посоветовал Павел. — Другим можно, себе — нет. Потому что обмануть себя — это как белый флаг выкинуть, то есть сдаться. А если человек сдался, он, считай, умер, даже в том случае, если формально он пока жив. Все, цыц. Молчи, пока я сам тебя о чем — то не спрошу, ясно? И не вздумай бежать, даже если очень страшно станет. Побежал — умер, без вариантов.
Хорошо, что предупредил. Не скажу, что я бы сразу задал стрекача, увидев того, кого называют Хранителем Кладбища, но мыслишки такие появиться могли. Больно уж жутко он выглядел! Я вроде всякого уже повидал — и призраков, и непонятную тварь, жившую в перстне, и разную нечисть, но это… Нет, ничего подобного я даже представить себе не мог.
Черная огромная фигура, казалось, сплетенная из мрака ночи, с накинутым на голову глухим капюшоном, из — под которого время от времени посверкивают красные звезды — глаза. Но не это пугало.
Атмосфера смерти и безысходности, исходящая от него — вот что было на самом деле страшно. Казалось, Хозяин Кладбища забрал себе весь свет, что есть на земле и в небесах, и утро теперь никогда не наступит.
Антуража добавляли и десятки призраков, стоящих рядом с ним.
— Люди. — Голос у Хозяина был не менее жуткий, чем облик. Глухой, рокочущий, такой, будто он из — под земли вещает. — Я вас не ждал. Особенно тебя, судный дьяк. Ладно этот юноша, он может не знать, что живым нечего делать среди мертвых в ночной час. Но ты?
— Иногда живым приходится идти на поклон к мертвым, — не стал тянуть с ответом Павел. — Так случается. Мы пришли не к слугам твоим, Хозяин. Мы пришли к тебе, с поклоном и просьбой.
Слова Михеева не разошлись с делом, он поклонился умруну в пояс, я повторил его движение.
— Я люблю смирение, — пророкотал великан в черном. — Я люблю покорность. Говори.
Он опустился в массивное кресло, которое спешно поднесли ему несколько душ. За спиной Хозяина кладбища багрово светилась разрытая могила с огромной покосившейся гранитной плитой и шумели высоченные липы.
Не его ли это могила?
— Просьба наша, повелитель, проста… — бойко начал было Михеев, но Хозяин взмахом руки остановил его речи.