Рэтлит пожал плечами:
— Я знаю только, что она началась из-за пары тонн диаллия — это поляризованный элемент, который золотые привезли из галактики в созвездии Волка. В войне использовались корабли с двигателями игрек-адна — потому она была такая ужасная. В смысле, еще ужасней обычной войны.
— Игрек-адна? Я даже не слыхал про такие.
— Какой-то золотой спер чертежи в девятой системе Магелланова Облака.
— Ясно. А почему война кайберная?
— Кайбер — так называлось биологическое оружие, ядовитый грибок, его золотые привезли с какой-то планеты на окраине Туманности Андромеды. Для людей он смертелен. Вот только, чтобы и противоядие от него привезти, у золотых ума не хватило.
— Золотые, они такие.
— Угу. Вайм, ты когда-нибудь задумывался о странности золотых? В смысле, о том, какое странное само это слово? Мы однажды говорили об этом с моим издателем. Оно раздражает с семантической точки зрения.
— Да? Они сами тоже. В смысле, раздражают.
У меня выдался очень тяжелый день — я монтировал восстановленную межгалактическую баржу в корпусе квантового корабля, который попросту был для нее слишком мал. Все время, пока я работал, заказчик-золотой дышал мне в затылок. И ежечасно выдавал новые требования, из-за которых следующий час работы превращался в ад. Но я справился. Золотой расплатился наличными, залез в лифт, не говоря ни слова, и через две минуты, когда я еще и смазку с рук не успел отмыть, эта проклятая пятисоттонная махина засвистела, готовясь ко взлету.
Сэнди, парнишка, которого я три месяца назад нанял во временные механики (он пока не дал мне повода его уволить), едва успел убрать с дороги дистанционно управляемые манипуляторы и спрятаться в камере виброзащиты, когда трехсотметровая болванка вырвалась из объятий мачт-опор. И Сэнди, обычно тихий и сливающийся с фоном, как часто бывает с юнцами, кочующими с одной работы на другую, вдруг заорал громко и отчетливо: «…две тысячи фунтов оборудования без виброзащиты… он бы все перепортил, если бы только… я не расходный материал, мне плевать, что он там себе… эти золотые…» Корабль уже летел туда, куда, кроме золотых, никому ходу нет. Я только перевернул вывеску на двери, чтобы она гласила «закрыто», и, не домыв рук, пошел искать Рэтлита.
И вот мы сидели под фонарем, на Краю, омываемые космическим ветром.
— Золотые, — сказал Рэтлит, перекрывая шум ветра. — Это слово меньше раздражало бы, будь оно грамматически прицеплено к чему-нибудь еще: золотые люди, например. Или если его немного укоротить: золот, золоты.
— Он — золот, она — золота?