— Да, в самой глуши. Она меня не выпускала, и я ужасно разозлился.

Он все еще кивал.

— И я его разбил! — Я грохнул кулаком по стойке, и пластиковый шарик в медной рамке стукнулся о дерево. — Разбил! Песок и стекло были везде, на ковре, на подоконнике!

— Что ты разбил?

— Расколотил, потоптал ногами и швырялся песком без конца, пока она хотела меня остановить!

— Песком? Ты жил у пляжа? Мы жили возле пляжа, когда я был маленький. Детям на пляже хорошо. Что же ты разбил?

— Выпустил этих чертовых мурашек. Потом без конца везде попадались мурашки. Я всех выпустил.

— А у нас на пляже было тепло, никаких мурашек. У вас была холодная планета?

— Выпустил! — Я снова грохнул кулаком. — Всех выпустил, хотели они того или нет! Пускай выживают как знают — это их забота! А не моя! Мне плевать, мне…

Я хохотал.

— Она тебя выпустила, и тебе было плевать?

При следующем ударе под кулак подвернулась металлическая рамка шарика. От боли у меня захватило дух.

— У нас на пляже. — Я вывернул ладонь ребром вверх. Там были красные отметины. — У нас на пляже не было никаких мурашек!

И я затрясся.

— Ты хочешь сказать, что это все не по правде? Ты просто дурака валял? Эй, тебе нехорошо?

— …разбил, — прошептал я. И изо всех сил грохнул кулаком, шариком и цепочкой по стойке бара. — Я их всех выпустил!

Я развернулся, прижимая ушибленную руку к животу.

— Эй, малой, осторожней!

— Я не малой! — заорал я. — Ты думаешь, я какой-нибудь безмозглый, чокнутый мальчишка?

— Да, да, ты старше меня. Успокойся.