— Да ладно тебе. Дай я хоть посмотрю на него сначала.

Я поднял шарик в воздух:

— Я и яйцо так могу поднять, не раздавив. Пьяный или трезвый, я умею обращаться с манипулятором.

— Мне много лет такие штуки не встречались! А в детстве у меня такой был.

— Ты хочешь сказать, что его не золотые привезли? Что это не продукт непостижимых для нас технологий какой-нибудь дальней галактики?

— Нет, это наше производство. Они появились где-то в пятидесятых.

Шарик, зажатый в клешне, завис над вытянутой рукой Полоцки.

— Считается, что эти игрушки очень познавательны. Зачем ты хочешь его разбить?

— Я никогда таких не видел.

— Ты ведь откуда-то из глуши, верно? Они не так уж часто встречались. Не ломай его.

— А я хочу.

— Почему, Вайм?

Что-то застряло у меня в горле.

— Потому что хочу выбраться на волю! Я разобью либо этот шарик, либо голову кому-нибудь.

Моя рука внутри перчатки начинает дрожать. Когти манипулятора дергаются. Полоцки выхватывает шарик и отскакивает:

— Вайм!

— Я завис тут, на Краю. — Голос все время дрожит, цепляясь за непонятные штуки, застрявшие у меня в горле. — Я лузер! Я завис с кучкой уродов и дураков!

Клешня качается, сжимается, когти клацают друг о друга.

— А потом, когда дети… когда дети вырастают такими чудовищами, что даже достучаться до них…

Клешня раскрывается, тянется к Полоцки. Полоцки отскакивает в полутьме: