— Это мои сыновья. — Она указала на юнцов. — А это — их отцы.

Все так рты и поразинули. А она скривила губы, сверкнула желтыми зубами и закончила:

— Но чтобы за себя постоять, они мне не понадобятся.

Как раз в это время мимо проходил поп; он нес стакан сладкого самосского вина в соседний дом и подошел узнать, что за шум. В другой руке у него было надкушенное винное яблоко.

— Ну будет вам, будет, — забормотал он, проталкиваясь сквозь толпу к двери, за которой плясали с самого полудня; солнце уже село, на небе осталась только серая полоска зари. — Сегодня же праздник. Святой день. Как можно в такой день ссориться?

Длинные волосы попа были заплетены в косичку; такие же носили и пастухи, и большинство из них его уважали. Но вот женщины…

Старуха в цветастом платье злобно зарычала.

Панос крепко сжал руку брата. Только что оба хохотали, глядя на танцующих, но вдруг все изменилось, как будто за маской непристойности проступило нечто… хорошее ли, дурное, Спиро не знал, только оно было так же велико, как тайны в странных глазах сестры.

— Не надо ссориться, — продолжал поп. — Сегодня День святой Варвары…

— Нечего тут пачкать Ее словом, которое могут произнести мужчины, — презрительно ответила женщина и засмеялась дребезжащим смехом. — Нечего тут делать из Нее вашу святую, рабыню вашего слабосильного божка, который сумел умереть и воскреснуть всего один раз. Это Ее день, день Земли, которая была священна для гончаров, и для пахарей, и для горняков еще до того, как ваш слабак пришел умереть в свой черед, как умирали до него другие боги и как будут умирать другие боги потом, в то время как Она царствует всегда.

— Дочь моя…

Тут женщина топнула, плюнула, и все, включая самого попа, так и подпрыгнули на месте. В то же мгновение небо раскололось и обрушилось в море. Поп упал на колени и закрыл лицо руками. Кто-то вопил, сердце Спиро билось так медленно и натужно, что в груди ныло и кружилась голова. Потемнело, хлынул ливень. Когда Спиро стер с лица воду, он увидел, что все женщины пастухов танцуют. Из других домов сбегались рыбаки и горняки, на их лицах мелькало то восхищение, то страх. Мужчины тычками гнали жен, сестер и дочерей прочь, чтобы они не увидели и не заучили запретные движения и ритмы, а потом бежали по грязи обратно, чтобы самим не пропустить, посмотреть и послушать все это. Они толкались, теснились, где-то завязалась драка. Паносу пришлось три раза дернуть Спиро за руку, чтобы тот закрыл изумленный рот и посмотрел на брата.

— Пиопа! Где Пиопа?!

Спиро помотал головой:

— Не знаю…