— Что?.. — Под водой, в том месте, где прежде гнездился страх, он ощущал тепло.
Катина ухватила его за руку с опаской, будто не знала, холодная та или горячая.
— Вылезай уж.
Спиро кивнул, открыл было рот и тут же глотнул соленой воды от набежавшей волны. Закашлявшись, он толкнулся исцарапанными ладонями и выбрался наверх. Его мокрое плечо коснулось ее бедра; сперва оно показалось холодным, но через мгновение Спиро ощутил тепло.
— Что… — повторил он. — Что ты тут делаешь?
Ему показалось, что она собирается погладить его по щеке. Но нет, она просто сказала:
— Я тоже прихожу сюда иногда… когда мне грустно. Купаюсь одна, потому что никто больше сюда не ходит… и я пошла за тобой.
— А зачем ты нырнула за мной?
— Когда ты прыгнул, я решила, ты не хочешь выныривать.
— Не хочу?..
Хотя горе еще оставалось, когда он увидел под водой Ее, страх уже исчез. А с избавлением от страха пришел смех, свободный и освобождающий. Спиро лежал на спине, мотал головой и смеялся, его густые волосы задевали ее лодыжку. Потом он взял Катину за плечо и приподнялся на локте. По позвоночнику побежал прохладный ручеек.
— Только не я! Понимаешь, только не я! Когда я ныряю, я выныриваю!
Она посмотрела на свое плечо, где лежала его твердая рука:
— Люди, бывает, очень сильно переживают из-за братьев. Иначе зачем бы ты пришел туда, где Она… — Катина кивнула на воду.
Спиро уронил руку ей на колено, раскрытой ладонью вверх.
— Катина, — зашептал он, — скажи, если Она здесь спит, тогда что увезли отсюда археологи, когда копались на склонах, что они увезли в свой музей, который в Париже?
Катина пожала плечами:
— Какую-то другую статую… вроде тех, что турки увозили отсюда десятками. Наверное, какая-нибудь осталась, турки ее не заметили.
— Пастухи про Нее рассказывают,