Мягкий шелест карт в очередной раз окрасил мир в серые тона. Лишь кобылы отрешённо бродили по коридорам и разговаривали тихими монотонными голосами. Жеребёнок прятался за металлическими ящиками, прислушиваясь к голосам из класса.

— …отведём тебя к медикам. Тебе здесь не место. Ты ведь самец.

— Нет, пожалуйста, — попросил он, — я же просто слушаю.

— Ты самец. И ты будешь сидеть с другими самцами, пока какая-нибудь кобыла не захочет тебя.

Зачем кобыле жеребец, мне было не понятно: они же ничего не делали в Стойле. Не работали. Не учились. Просто ели и… ну что там они ещё делали.

— Я не хочу назад… — прошептал он, не отрываясь от трещины в стене, через которую продолжало доносится бормотание учительницы о Министерствах. — Я хочу побольше узнать об этом. Неужели мне даже послушать нельзя?

— Нет. Ты жеребёнок. И пойдешь в школу для жеребят. А это школа для кобылок, — притопнув копытом, ответила я. — И к тому же, я — охранница. Так что проводить тебя назад это моя обязанность. Так хотела бы Мама. — Я пнула Синего в бок. — А ну марш!

Снова цвета проявились. Может я собралась поцеловать его бобошку, может, спросить, как его зовут, но с шелестом тасуемых карт цвета вновь померкли.

Мы дошли до медицинского отделения, и всё вокруг стало ярким. Врач и медсёстры очень обрадовались тому, что я нашла Синего, и дали нам по мятной жвачке. Я смотрела, как его ведут в школу для самцов, где два десятка малышей сидели и слушали офигительную лекцию про то, почему радуги так шикарны. Мне даже захотелось спросить, можно ли посидеть с ними, несмотря на то, что я и кобылка.