— Ты ведешь себя иначе. Пытаешься притвориться, словно тебе не больно. Зачем? — Я понятия не имею, что это у него за выражение на лице: мол, ты моя дочь, и мне ничего не стоит разузнать правду, но у нас не та ситуация и не те отношения, чтобы опуститься до исповедей и признаний. — Я слышу твои мысли. — Подмечает Ноа, и я недовольно свожу брови. Черт. Совсем забыла.

— Давай как-нибудь без этих фокусов.

— Ари, я не узнаю тебя, — поражается Морт. — Ты только что лишила себя жизни, но в твоем голосе столько сарказма и злости… Пожалуй, я давно с подобным не сталкивался.

— Рада, что еще способна удивлять, — ядовито отшучиваюсь я.

— Прекрати.

— С чего вдруг? Ты мне папочка, что ли?

Ноа сводит брови и прожигает меня взглядом, который проникает внутрь моих ребер и ошпаривает легкие, будто кипятком. Я начинаю нервно кусать губы.

— Что? — Всплескиваю руками. — Мертвецы скоро выстроятся в очередь.

— Зачем ты это делаешь?

— Что делаю?

— Ты знаешь, что.

— Тик-так, информация для отставших от жизни бессмертных волшебников: я от тебя только одну способность переняла, и это не умение читать мысли. Так что…

— Ты злишься? — Ноа с интересом сужает глаза. — Или это страх?

Он придвигается ближе, а я с напускной уверенностью вздергиваю подбородок.

— Пытаешься понять людей? — Отхожу назад. — Плохая идея.

— Я пытаюсь понять тебя. — Ноа Морт оказывается рядом. — Почему ты огрызаешься, ведешь себя так, будто я твой враг? Ариадна, посмотри на меня.

Не хочу. Я невольно перевожу взгляд на Мэтта. И мне становится чертовски больно. Я чувствую, как колени подгибаются, но стою ровно. Стою, потому что заслужила. Стою, потому что должна в полной мере испытать этот огонь, этот кипяток. Мэтт плачет. Я вижу его слезы, и в груди у меня что-то вспыхивает, переворачивается. Я судорожно выдыхаю.

— Ари…

— Что? — Порывисто оборачиваюсь и гляжу в шоколадные глаза отца. Руки не просто сжимаются в кулаки, они немеют от боли, но я продолжаю неистово сжимать их. — Что ты хочешь услышать, что я должна сказать?

— Умирая, люди обретают покой.