беспокоило и вызывало массу вопросов, на которые старик суетливо пытался найти ответ. За всё время

обеда он не проронил ни слова, был рассеян, суетлив и подозрителен. Даниэла, напротив, с удовольствием

вела беседу о собственных секретах в кулинарии.

Когда с кроликом было покончено, и чай был допит, я довольно выдохнул, ослабив ремень брюк.

Встал из-за стола и поцеловал руку смущенной Даниэле:

– Сударыня, обед был безупречен! Я вынужден откланяться. Дом мне очень понравился и не

исключено, что заеду еще раз, чтобы рассмотреть его получше.

– Будем рады увидеть вас снова, – вежливо отозвалась растроганная женщина.

Мы с Патриком направились к выходу. Винчи поплелся следом. Даниэла осталась в столовой убирать

посуду со стола.

В холле идущий впереди Патрик резко остановился и обернулся ко мне.

– Я знаю, кто вы, – голос Патрика дрожал. Его худые руки нервно пришли в движение.

Я понимал, что выкручиваться и лгать этим глазам не смогу! Возможно, поведение Винчи выдало

меня, а может, интуиция старика была настолько сильна, что никакие слова не убедят его в обратном. Я

попятился, отступая к двери. Как ни пытался, я не мог отвести взгляд от влажного блеска его глаз:

– Вам показалось. Я впервые в этих местах, – сглотнув боль, едва слышно произнес я и поспешно

вышел из дома.

Тень от листвы нервно дрожала на залитых солнцем аллеях. Ее дрожь, казалось, передавалась и мне.

Меня знобило, словно в приступе горячки. Я закрыл за собой тяжелые стальные ворота и быстрым шагом

шел к мотоциклу. Вдруг тишину разрезал собачий вопль! Это плакал Винчи.