— И как вы думаете, получилось? — хрипло спросила я.

— Ты не свет и не тьма, Амалия, — подумав, ответил Варлаам, а мне вспомнился мальчишка-пророк Аврелий, он ведь тогда употребил точно такие же слова.

— Кто же я?

— Твой отец Климент верил в то, что свет есть внутри каждого, даже в самой черной душе можно разглядеть его искру. Нужно лишь дать шанс оступившемуся созданию. Иногда я вспоминаю его, глядя на твоего друга Элайджу. Он такой же идеалист.

— Вот только моего отца это не довело до добра, — горько ответила я.

— Самые сильные способны оступиться. У Климента хватило рассудительности принести тебя в Обитель.

— Как это произошло?

— Он летел в Обитель, чтобы оставить ребенка там, и случайно встретил меня. Сверток с младенцем, с тобой, он буквально впихнул мне в руки. Климент умолял позаботиться о его дочери и улетел. Больше мы о нем не слышали. Поразмыслив, я принял решение, что ты достойна света. Небеса тогда были напуганы, все видели зарево от алтаря, он ожил, как только ты родилась. Я догадался, что ты и есть то самое дитя света и тьмы, но я и предположить не мог, что твоей матерью окажется Астарта.

— Так вы знали и разгадку пророчества все это время? И все равно молчали?

Варлаам кивнул.

— Я не был уверен, что Совет Мудрых или Седьмое Небо воспримет мои доводы так, как нужно. В какой-то мере я оказался прав. Ты выросла и уничтожила алтарь.

— То есть Небесам теперь ничто не угрожает?

— Мы никогда не будем в полной безопасности. Мир Теней что-нибудь придумает снова.

— Постойте, мою… то есть Астарту ведь поймали?

Последним воспоминанием был подбитый глаз Маврикия и лицо Бастиана, склонившееся над моим.

— Увы, ей удалось скрыться.

— Супер! — кисло сказала я.

— Она не сможет до тебя добраться, Амалия.

— Откуда такая уверенность? Я же не буду вечно сидеть в лазарете.

— Скоро состоится суд.