Ее пульс, сильный и частый, бился где-то в глубине горла.

Впереди и чуть левее стоял нараспашку латунный зев лифта, словно издевательски приглашая войти в него, чтобы совершить самую незабываемую поездку в жизни.

(Нет уж, спасибо)

Изнутри кабину украшали полосы розового и светло-кремового серпантина. Пол усыпали конфетти из двух праздничных хлопушек. В дальнем левом углу лежала пустая бутылка из-под шампанского.

Ей померещилось движение сверху, и она резко повернулась, чтобы посмотреть на другие девятнадцать ступеней, которые вели на темную лестничную площадку третьего этажа. Уэнди ничего не увидела, но у нее осталось тревожное чувство, что краем глаза она все-таки успела уловить, как нечто

(нечто)

поспешно скрылось во мраке, прежде чем она сумела разглядеть его.

Уэнди снова устремила взгляд вниз.

Рука, сжимавшая рукоятку ножа, сильно вспотела; она переложила оружие в левую руку, тщательно вытерла правую ладонь о махровую ткань халата и опять обхватила ею рукоятку. Почти не отдавая себе отчета в том, что мозг дал телу команду двигаться вперед, она начала спускаться – сначала левая нога, потом правая, левая, правая, а ее свободная рука легко скользила по перилам.

(Так где же ваша вечеринка? Не дайте мне спугнуть вас – побитую молью ветошь, заплесневелые куски дерьма! Вы же не испугаетесь одинокой женщины с ножом? Включайте музыку повсюду! Давайте немного повеселимся вместе!)

Десять ступеней вниз, дюжина, чертова дюжина.

Вестибюль сейчас подсвечивался лишь лампами холла второго этажа, и она вспомнила, что полное освещение холла сможет включить либо от ресторанных дверей, либо из кабинета управляющего.

Но свет пробивался и откуда-то еще – белый и приглушенный.

Ну конечно! Флюоресцентные лампы. В кухне.

Она задержалась на тринадцатой ступени, силясь вспомнить, выключила ли в кухне свет, когда они с Дэнни уходили оттуда. И попросту не смогла.

Чуть ниже ее в вестибюле высокие спинки кожаных кресел отбрасывали особенно густые тени. Стекло входных дверей было словно задрапировано снаружи белыми покрывалами из нанесенного ветром снега. Латунные пуговицы диванных подушек тускло поблескивали, словно кошачьи глаза. Здесь можно было найти добрую сотню мест, чтобы притаиться.

На непослушных от страха ногах она продолжила спуск.