Лучик пульсировал, и его пришлось прикрыть комочком особой пасты — теперь уж в нем не было нужды, — сама интенсивность света показывала, что разведение линий произошло кардинальное, и оно не сможет компенсироваться само по себе.

Нет нужды рассказывать о том, как пан Теодор провел последующие часы, как безнадежно и противно промок и промерз и как, собирая по частичкам наблюдения за Санузией, он смог реконструировать ход событий и узнал о причине смерти Полины и о судьбе револьвера Алмазова. Он даже стал свидетелем того, как Матя спустился в подвал, вытащил тело Полины и, задыхаясь от страха и напряжения, поволок его к пруду.

К этому моменту Теодор отлично знал, что центром событий, приведших к раздвоению действительности, был физик Матвей Шавло — именно к нему тянулись силовые нити перемен. Очевидно, его судьба в ближайшие часы будет определять возникновение и развитие альтернативной ветви.

Медленно пробираясь кустами следом за натужно дышавшим Матей, Теодор поражался — он никогда не уставал поражаться непредсказуемости человеческих поступков. Казалось бы, антураж привилегированного санатория для ученых меньше всего располагал к шекспировским страстям, но вот они кипят на глазах пана Теодора, и не будет ничего удивительного, если за теми толстыми стволами лип скрываются макбетовские ведьмы.

Незаметно следуя за Матей, Теодор ломал себе голову: что тот намерен сделать с трупом Полины? Очевидно, он тащит его к пруду — утопить? Или закопать за прудом, в лесу?

Пан Теодор так увлекся собственными догадками и наблюдениями за Матей, что чуть было не попался на глаза Александрийскому, который следовал за своим коллегой и которого Теодор вначале не узнал, лишь отметив про себя, что драма подходит к финалу — к взрыву, который и должен определить перемену курса истории.

Зная, что первое мгновение уже позади, Теодор не догадывался, да и не мог догадаться, что вначале различие между расходящимися ветками заключалось лишь в том, что Александрийский, торопясь догнать Матю, неладно наступил на мокрый сук, поскользнулся и упал на колено — ничего страшного не произошло — лишь сбилось дыхание да заболела лодыжка, так что Александрийский стал чуть заметно прихрамывать.

Однако эти мелочи и помогли совершиться очевидному скачку.

Когда Матя дотащил труп Полины до верхнего пруда, он некоторое время стоял у самого берега, переводя дыхание и соображая, видно, как ему лучше поступить дальше. Его внимание привлекло журчание воды, стекавшей через край колодца. Он посмотрел в сторону, затем, оставив труп на берегу, прошел несколько шагов по берегу, чтобы убедиться, что слух и зрение не ошиблись — в воде зияет круглое отверстие — колодец.