— Вы меня слышите? — спросил он. — Что случилось?

— Это он! — почти закричал Матя.

— Заткнись!

— Шавло убил Полину, — произнес Александрийский спокойно и ровно, словно сидящий в кресле здоровый человек. — Она в пруду.

Александрийский глубоко вздохнул. И замолк.

— Не верьте ему, он сошел с ума! — Но Шавло уже не смел снова кинуться к профессору. Из него будто выпустили воздух.

Безмолвие профессора встревожило Алмазова. Он протянул руку, поднес ладонь к лицу профессора. Воздух был недвижим. Алмазов приподнял веко.

— Ты его убил, — сказал он.

— Я же говорил! — невпопад ответил Шавло.

— Беги за врачом, — приказал Алмазов.

— Нет! Не хочу!

— Ну что ж, я тогда вызову людей другим способом, — сказал Алмазов, поднимая руку с револьвером, и тут он ощутил пальцем знакомую наградную серебряную планку. Ему не надо было разглядывать револьвер — он уже знал, что это его наган.

— Пожалуйста, не надо, — просил Шавло.

Алмазов не слышал его. Он старался сложить простые мысли — и все они сводились к тому, что некто только что стрелял здесь из его, алмазовского ревнагана, из украденного у него ревнагана, и, если эта история всплывет, Алмазову ее припомнят. Может быть, не сегодня. И если даже не сегодня, то замечательная, гениальная схема с Шавло лопнет.

— Ладно, — сказал Алмазов, продолжая размышлять, кто и каким образом мог забраться к нему в номер и выкрасть оружие. — Рассказывай все как есть. Ничего не скрывая. В этом твой единственный шанс.

— Он… — Матя показал на Александрийского. — Он мертв?

— Ты его убил, — сказал Алмазов.

— Нет! Он сам!

— Какую Полину ты убил?

— Я не знаю никакой Полины!