— Так мы с тобой ни до чего не договоримся, — вздохнул Алмазов. — И учти, профессор, времени у нас в обрез. В любую секунду сюда могут прийти.

— Но вы скажете, что он сам? Ему стало плохо с сердцем?

— У него проломлен висок, — сказал Алмазов. — Ты его застрелил, а потом бил по голове.

— Я не стрелял!

— Ты типичный фашист!

— Я коммунист!

— Или ты рассказываешь, или я вызываю людей.

— Я гулял… он подстерег меня! У него был пистолет…

— Мое терпение лопнуло, — сказал Алмазов.

И тут он догадался. Его озарило.

— Она в колодце? — спросил он и тут же повторил с утвердительной интонацией: — Она в колодце. Ты думал, что ее никогда не найдут. А профессор тебя увидел. И ты его застрелил. А потом добивал — уронил револьвер и добивал! Откуда у тебя револьвер?

— Ну честное слово, не знаю! Он был у Александрийского!

Алмазов пошел по дорожке от пруда. Он прошел совсем близко от беседки. Шавло бежал за ним, ему было трудно бежать, он задыхался — видно, наступила нервная реакция.

— А как же наши планы? — Вдруг Шавло нашел спасительный аргумент. — Мы же с вами хотели работать вместе.

— Недоумок, — огрызнулся Алмазов, нарочно не останавливаясь и не замедляя шага, потому что понимал, как Мате тяжело оправдываться на бегу. — На что мне нужен физик, который убил женщину, а потом своего учителя. Я тебе передачи носить не намерен.

Матя Шавло не улавливал радости в голосе чекиста. И он бы умер сейчас от изумления, если бы смог заглянуть в озаренную светлой догадкой душу Алмазова. Алмазов менее всего намеревался теперь прикрывать проект, ради которого он оказался в Узком. Первый испуг провала, отягощенный догадкой о пропаже револьвера, уже миновал и сменился трезвым пониманием того, что вместо спесивого и самовлюбленного сотрудника он, Алмазов, после этой ночи получает в свое распоряжение раба, который никуда отныне не денется и проживет остаток своих дней в постоянном ужасе перед разоблачением.

— Шавло, — неожиданно сказал Алмазов, подходя к мокрой скамейке. — Садись.

— Как так? — Шавло остановился и оглянулся назад, словно боялся, что их сейчас догонит Александрийский.

— Не бойся, он не встанет. — Алмазов не сдержал улыбки, и Шавло, к своему потрясению, увидел, как отражают свет выбежавшей из-за облака луны его ровные зубы. — Говори спокойно, рассказывай все как было. И мы с тобой вместе решим, что лучше сделать. Ну садись, в ногах правды нет. Небось дрожат коленочки?

Они сели на скамейку.