В то время, когда группа гостей и чекистов обходила городок, оказавшийся меньше, чем казалось при взгляде с холма, за ней наблюдали другие люди, которые как раз в это время вышли подышать воздухом в «обезьянник», так в шараге называли огороженную колючей проволокой прогулочную площадку на крыше массивного семиэтажного здания Полярного института. Туда были собраны со всех лагерей, а то и привезены с воли люди, которым в любой цивилизованной стране были бы гарантированы университетские кафедры или лучшие лаборатории. Только, конечно, не в Германии: среди них было немало евреев.

Шавло добыл для прогулок в «обезьяннике» двадцать тулупов. Хорошие были тулупы, настоящие, длинные. Так что гулять выходили партиями по двадцать человек.

В тот день Юрий Борисович Румер, великий математик и физик, дождался из Москвы новых целых очков — исполнилась мечта, которую он пронес через Мариинские лагеря. Румер стал выпрашивать подзорную трубу у членкора Некрасовского, который сам сделал ее в лаборатории, угробив на это списанный микроскоп. Но тот уже обещал ее Рухадзе, тому самому, которого так звал к себе Резерфорд. Рухадзе был великодушен, и Румер первым стал смотреть на полигон.

— Наш водит начальство, — неуважительно сказал Румер. Его длинные черные волосы выбивались из-под ушанки. — Идет торговля великими идеями.

— Нашими идеями! — крикнул Козлов, ненавидевший Матю, ибо не без оснований полагал, что его арестовали и посадили сюда исключительно потому, что Мате позарез нужны были высокого класса разработчики. Взяли его через два дня после свадьбы.

— Разговорчики! — прикрикнул тягач, стоявший у входа в «обезьянник».

— Рожи все новые. Значит, старых — тю-тю, — сказал Некрасовский.

— Может, по случаю прихода к власти масла выдадут. Желтого такого. Слышал? Его из коров делают, — сказал Козлов.

На крышу поднялся Баттини. Он по доброй воле приехал из Италии, чтобы помочь строить справедливое общество. Матя ею вытащил из смертельного Курдалага — полгода не слезал с Алмазова, твердил, что без этого итальянца бомбы не будет. Баттини шел с тягачом, или дядей. Обычно дяди — сопровождающие и следящие за каждым шагом офицеры НКВД — ходили за учеными в шараге лишь на испытаниях или когда работа требовала общения с вольными. Но за некоторыми, например за Баттини, дядя ходил всегда.

— Господа, — сказал Баттини, который за шесть лет скитаний но лагерям потерял глаз, зато неплохо выучил русский язык. — Есть секретные известия. Установлен окончательный срок: девушка Мария должна лишиться невинности четвертого или пятого апреля текущего года.