Андрей к этому времени уже успел прочесть сверху — типографское «Постановление», дальше мелко, неразборчивым почерком Саши Сталинского. А, да черт с ним! Ознакомился, не ознакомился — апеллировать некуда.

Когда расписывался, увидел, что там уже есть подпись этой молодой женщины. Она подписалась странно: «Альбина Смирнова-Лордкипанидзе».

— Эй, Винокур! — крикнул Саша Сталинский.

Заглянул сержант.

— Следующие пришли?

— Готовы.

— Тогда этих в красный уголок.

Сержант показал жестом, что надо уходить, и они вышли. В предбаннике ни Гезы, ни Паукера не было. Зато стояли три мужика из соседнего барака — Андрей их всех знал в лицо. Они молчали. Так же, как и Берестов, не ждали добра.

А когда Андрей вошел в красный уголок, оказалось, что там уже собралось человек двадцать — большей частью зэки, некоторых Андрей встречал. И несколько женщин, тоже почти все из заключенных. Андрея стали спрашивать — не знает ли чего? Оказывается, все уже прошли через кабинетик Саши Сталинского и всех заставили расписаться на неизвестном постановлении.

Альбина потянула Андрея за рукав — в угол, к зарешеченному окну.

— Простите, — сказала она высоким, ломким, очень ясным голосом, — но я знаю, что он там писал.

— Скажите. — Андрей ответил также вполголоса, подчинившись ее настороженности.

— Это постановление о переселении, о высылке. Там сказано, по какому адресу мы будем проживать.

— Это чепуха какая-то.

— Нет, не чепуха. Гражданин Сталинский спрашивал меня, читала ли я книгу «Ледяной дом».

— Лажечникова?

— Кажется, Лажечникова. Он сказал, что какая-то царица сделала дом изо льда, и туда поселили после свадьбы шута и шутиху, и они провели брачную ночь во льду.

— Правильно, — сказал Андрей. — Но какое это имеет отношение к нам?

— Мы все будем жить в ледяном доме.

Андрей пожал плечами. У него возникло подозрение, что женщина не совсем нормальна, она и говорила странно — глядела в упор, а глаза были полны слез.