— Мы отобрали здесь людей, которые проявили себя за время заключения как сознательные трудящиеся элементы и имеют право на снисхождение от советской власти, несмотря на всю тяжесть совершенных вами преступлений.

Тут Алмазов прервал речь и опечалился. Видно, как понял Андрей, он играл престарелого отца, расстроенного шалостями сына. Ждать добра от этой речи было бы наивно.

— Нашими учеными проводится, как вы уже догадались, — продолжал Алмазов, — грандиозный эксперимент. Здесь, в некогда безлюдной и холодной тундре, мы с вами воздвигли испытательный полигон, который не по зубам империалистическим государствам. Однако эксперимент не может быть завершен, пока в нем не примут участие отважные советские люди. И для этой цели были отобраны вы, товарищи!

И последнее слово должно было прозвучать как торжественный и всепрощающий звон колокола. Но не прозвучало. Собранные в комнате были тертыми калачами и понимали, что старое мирное обращение — попытка заманить в ловушку. Вот-вот щелкнет засов…

— Не вижу воодушевления, — сказал Алмазов с укоризной. — Неужели в вас не осталось ничего человеческого? Неужели успехи нашей родины не вызывают в вас душевного порыва?

Вопрос был настолько требовательным, что кто-то в зале не выдержал и крикнул:

— Есть порыв!

— Вот и отлично, — обрадовался Алмазов. — Тогда переходим к делу. Сегодня же отобранные и прошедшие медкомиссию граждане переводятся на временное проживание в экспериментальный город, прозванный вами, как нам известно, Берлином.

Это было настолько неожиданно, что пауза затянулась надолго. Это доставило Алмазову некоторое удовольствие.

— Закрыть рты! — приказал он. — Ничего страшного не случилось. По условиям эксперимента в городе, который мы с вами построили, будут обитать люди. Обыкновенно. В квартирах и в комнатах. Вы получите питание сухим пайком, а также теплые вещи. Ваша задача — провести в этих условиях месяц. Ясно?

— А если мороз? — спросил Аникушин, высунулся раньше времени.

— Разговорчики! — рассердился Саша Сталинский.

— Пускай говорят, — ласково остановил его Алмазов. — Людям интересно, а у нас нет тайн от советских людей. Я же вас не на курорт зову, не отпускаю пока на волю. Я говорю вам — придется, может, и померзнуть, придется и подрожать. Умели гадить советской власти, умейте и потерпеть.

Что-то он нервничает, подумал Андрей. Суетится. И вообще-то говоря, начальнику строительства незачем приходить к полусотне зэков, чтобы отправить их в карцер, даже если этот карцер строили многие тысячи заключенных для очередной дьявольской выдумки НКВД.