Герцогиня решительно покачала головой:

– О том, чтобы мы покорились Лиге, и речи быть не может. Мы больше не допустим произвола ваших торгашей. И потому битвы между войсками Швертвальда и Лиги не избежать. Только потом, после нашей победы, мы сможем заключить мир. На справедливых условиях.

Милана удивила ее слепая уверенность в победе. С точки зрения Фелиции, такая решимость была вполне оправданна. Но что будет с ней и ее народом, со всеми беженцами, если она не откажется от боя? Милан не сомневался, что его отец и оба кондотьера разработали блестящую стратегию боя.

– Столько людей лишатся жизни. Неужели это действительно необходимо? – продолжал настаивать он.

– Лига понесет куда бóльшие потери, – с непоколебимой самоуверенностью отрезала герцогиня. – Останься в лагере, когда начнется бой, Милан. Мне будет жаль, если ты погибнешь.

Ее слова прозвучали сухо, по-деловому. Милан не сомневался, что Фелиция сказала об этом искренне, но в ее голосе не слышалось любви. Этой любви просто не было. Фелиция не любила его.

– Мне нужно подготовиться к сражению. – Подавшись вперед, женщина коснулась губами его щеки.

А затем развернулась и пошла вверх по склону, к своим людям.

Милан стоял под дождем, чувствуя себя вконец уставшим.

Ее уверенность в победе пугала его. Раньше Фелиция такой не была. Все дело в порожденном его историями образе хитроумной предводительницы повстанцев. В его рассказах Фелиция умело заманивала врага в ловушку. И благодаря острому уму побеждала даже в тех сражениях, когда ситуация казалась безвыходной. Она верила в себя и своих стрельцов.

Осознание происшедшего обрушилось на него ударом молота. Милан хотел предотвратить этот бой, но он не смог предугадать последствий историй, которые рассказывал людям. В них речь шла о небольших стычках, засадах, попытках оттеснить врага. Фелиция всегда побеждала. И никогда не сдавалась. Создавая ее образ, Милан ни разу не задумался о том, что случится, если Фелицию поставят во главе всего войска Швертвальда. А теперь он четко видел последствия: она продолжала действовать точно так же, как в историях о ней. Только теперь ей подчинялись не десятки, а тысячи солдат.

Он должен был предвидеть это! Милан почувствовал подступающее отчаяние. Он, и только он, теперь нес ответственность за то, что вскоре начнется резня: созданная им Фелиция не вела переговоров. Она сражалась и побеждала.

Погрузившись в мрачные мысли, юноша осторожно спустился по крутому склону. Высоко в небесах, за дождевыми тучами светилось что-то багровое. Комета? Милан замечал это свечение уже несколько раз за последние дни. Словно далекие отблески пожара. И оно, похоже, усиливалось. Дурное предзнаменование…