В его взгляде, насколько я мог судить, проскользнула признательность. Никто другой не спешил к нам присоединиться. Интересно, повел бы я себя иначе, не будь мы с Роландом друзьями с детства?

– Давай, нажимай, – сказал я. – Даже если мы ошиблись, на этом этапе наказание вряд ли будет по-настоящему суровым.

Чайлд кивнул и надавил на выбранный символ.

Ничего.

– Получается, левый?..

– Попробуй. Какая уже разница – мы ведь точно ошиблись…

Чайлд послушно нажал на левый верхний символ.

Опять ничего.

Я стиснул зубы.

– Так. Будем нажимать поочередно все остальные? Ты готов?

Он посмотрел на меня и кивнул:

– Знаешь, я позвал Форкерея не просто за красивые глаза. Эти скафандры способны выдержать многое.

– Даже инопланетные фокусы?

– Вот и узнаем.

Чайлд положил ладонь на один из нижних символов.

Я внутренне сжался, не ведая, чего ожидать в наказание за преднамеренную ошибку. Может, у Шпиля какие-то свои оценки серьезности проступков и в нашем случае они неприменимы? Если уж логичный, с нашей точки зрения, выбор ни к чему не привел, надо ли наказывать за очевидно ошибочный?

Чайлд надавил на символ. Ничего.

– Есть идея. – К нам подошла Селестина. – Сдается мне, система не отреагирует ни положительно, ни отрицательно, пока все не соберутся в одном помещении.

– Проверяем, – коротко подытожила Хирц, вставая рядом.

Форкерей и Тринтиньян последовали ее примеру.