– Вы уверены в ответе?

– Вполне, – подтвердила Селестина. – Идите сюда, тут безопасно.

На сей раз значки выглядели нагромождением линий, и я даже слегка занервничал. А что, если Селестина себя переоценила?

Слева от двери по всему косяку тянулась вертикальная полоса с множеством разнесенных на одинаковое расстояние горизонтальных штрихов, как на линейке. Правда, одни штрихи были глубже других. Справа располагалась такая же «линейка», но с иным размещением глубоких штрихов.

Я несколько мгновений разглядывал дверь, ожидая, что решение задачи придет на ум само собой, желая, чтобы рассудок наконец-то переключился в тот «решательный» режим, который когда-то был для меня столь естественным. Увы, комбинации штрихов не спешили выстраиваться в подобие математической упорядоченности.

На лице Чайлда, стоявшего рядом, тоже не было понимания.

– Вы что, не видите? – удивилась Селестина.

– Нет, – признался я.

– Девяносто один штрих, Ричард. – Она говорила тоном учительницы, досадующей на бестолкового ученика. – Если считать снизу, станет ясно, что штрихи, которые глубже прочих, следующие: третий, шестой, десятый, пятнадцатый… Мне продолжать?

– Думаю, да, – понуро вздохнул Чайлд.

– Кроме перечисленных, мы имеем еще семь глубоких штрихов. Последний – девяносто первый. Ну же, давайте! Мыслите геометрически.

– Пытаюсь, – ядовито проворчал я.

– Не мучайте нас, Селестина. – Спокойствие явно давалось Чайлду с трудом.

Моя бывшая жена пожала плечами:

– Это треугольные числа.

– Здорово. Мне стыдно, – прибавил Чайлд, – но я не знаю, что такое треугольные числа.

Селестина устремила взгляд вверх, как бы моля потолок даровать ей терпение.

– Ладно. Представьте себе точку.

– Представил, – подтвердил Чайлд.