– Вы же помните, Рафаэль, что в ту ночь, когда стало известно о приближении звездолета, информация об этом проникла в океан – вероятно, через сознание пловцов. В общем, жонглеры осведомлены о том, что происходит на планете. Может, это сознание Ормазда так себя проявляет.

Или же, мысленно прибавила она, это весь оркестр сознаний, пребывающих в океане и улавливающих каким-то образом грядущие потрясения.

– Так или иначе, мне хочется думать, что у нас все-таки есть шанс.

– Не могу сказать, что разделяю ваш оптимизм.

– Давайте попробуем, Рафаэль. Мы ведь ничего не теряем.

Наки быстро разделась, не слишком заботясь о том, что Вейр увидит ее голой – важнее было то, что найдется чем прикрыться, когда она вылезет из воды. Вейр разглядывал ее восхищенно, но в этом восхищении не было и следа непристойности или похоти. Его внимание, вдруг сообразила Наки, привлекли затейливые грибковые узоры, покрывавшие все ее тело, – они извивались на груди, на животе, на бедрах и гипнотически мерцали.

– А вы изменились, – произнес он.

– Все мы меняемся, – философски ответила Наки.

Перешагнула через борт и окунулась в воду.

Погружение во многом дарило те же ощущения, которые Наки запомнила по своему первому опыту, когда рядом была Мина. Она позволила своему телу принять биохимическую инвазию, прогнала усилием воли страх и дурные предчувствия, сказала себе, что уже испытывала подобное, а потому способна пережить снова. Наки старалась не думать о том, в каком мире ей суждено жить после сегодняшнего дня, когда прежнее бытие разлетелось вдребезги – внезапно и навсегда.

Мина пришла милосердно быстро.

– Наки?

– Да, это я. Мина, я так рада. – Страх и радость сливались в единое целое. – Как давно мы не разговаривали!

Наки ощущала присутствие сестры то четче, то слабее, как если бы фокус восприятия то терялся, то возвращался. То казалось, что они с Миной совсем рядом, то сестра резко отдалялась, превращаясь в смутную тень на грани постижения.

– Сколько прошло?