– Она мертва, – сказала Сара просто так, никому.

– Она сделала то, что должна была сделать. Джеки была героем сопротивления. А теперь здесь ты, чтобы занять ее место.

Сара даже не могла заставить себя заплакать. Странно, почему так. И вдруг она поняла. Она выплакала уже все слезы, положенные в этой жизни. У нее их просто не осталось. Как странно, когда плакать не можешь. Так любить человека, как она любила Джеки, и не ощутить в своем сердце скорби.

– Почему я?

– Потому что ты их ненавидишь, Сара. Потому что ты их не боишься. Я увидел это в твоих глазах в тот день, в грузовике. Ты помнишь?

Сара кивнула.

– Есть два типа злости. Одна дает тебе силу, другая – забирает ее. У тебя – первая. Я всегда знал это про тебя. И Джеки знала.

Это правда. Она ненавидела их. Ненавидела их за их злорадные взгляды, за их небрежную, сквозь смех, жестокость. Ненавидела за жидкую кашу и ледяной душ, за ту ложь, которую они заставляли ее выкрикивать вместе со всеми, за их дубинки, за их самодовольные улыбки. Ненавидела их до мозга костей, каждой клеточкой своего тела. Ее нервные клетки пылали ненавистью, ее легкие вдыхали и выдыхали эту ненависть, ее сердце стучало, прокачивая по сосудам эликсир неразбавленной ненависти. Она осталась в живых, потому что ненавидела их, и более всего она ненавидела их за то, что они забрали ее дочь.

Потом она поняла, что Юстас и Нина ждут, когда она заговорит. Поняла, что все, что они сказали и сделали, служило лишь одной цели. Медленно, шаг за шагом подвести ее к краю пропасти. Сделав следующий шаг, она уже никогда не будет собой.

– Что вы хотите от меня?

VII. Изгой

VII. Изгой

40

40

Всех троих подобрал патруль Внутренней Службы утром. Их выслали на поиски пропавших заправщиков. К этому времени Питер, Майкл и Лора выбрались из убежища и вернулись на место нападения. От взрыва образовалась широкая, не меньше полусотни метров, воронка, а на полях вокруг валялись искореженные обломки машин. От продолжавших гореть луж нефти вверх поднимался черный маслянистый дым, марая собой небо, в котором уже кружилось облако птиц-стервятников. Вперемежку с обломками лежали тела, почерневшие, обгоревшие до хруста. Если чьи-то из останков и принадлежали напавшим, теперь определить это было уже невозможно. От загадочного блестящего фургона остались лишь несколько листов хромированного металла, ничего не значащих.

Майкл был сломлен. Его физические травмы – вывихнутое плечо, которое он сам себе вправил, ударив им в стену убежища, растянутые связки на лодыжке, рассеченная кожа над правым ухом, которую придется зашивать – были самыми легкими из всех. Двадцать три нефтяника и восемь человек из Внутренней Службы, люди, с которыми он жил и работал. Майкл был главным, был тем, кому они доверяли. А теперь их нет.