Она посмотрела на его печальное лицо.

– Со мной будет все в порядке, Майкл.

Они договорились расстаться без сантиментов, что так будет лучше, но когда наступил этот момент, это казалось им не просто глупым, а абсолютно невозможным. Они обнялись и долго так стояли.

– Знаешь, она любила тебя, – сказала Эми.

Он тихо плакал. Они оба плакали.

Майкл тряхнул головой.

– Уж и не знаю, так ли это.

– Возможно, не так, как тебе хотелось бы. Но иначе она не умела.

Эми слегка отодвинулась и приложила ладонь к его щеке.

– Не забывай это, Майкл.

Они разошлись. Майкл встал у транца, Эми отвязала канаты. Хлопнул парус, и яхта устремилась прочь. Майкл помахал рукой, стоя на корме; Эми помахала рукой в ответ. Благослови и храни тебя Бог, Майкл Фишер. Она смотрела, как яхта уменьшается, уходя в бесконечность.

Надела рюкзак и двинулась на север. К тому времени, когда она достигла моста, уже миновал полдень. Яркое летнее солнце отражалось в воде, далеко внизу. Эми перебралась по мосту и остановилась на противоположной стороне, чтобы попить и отдохнуть, а потом снова надела рюкзак и продолжила свой путь.

До Юты было четыре месяца пути.

Стоя на смотровой площадке Эмпайр-Стейт билдинг – одного из последних оставшихся в целости сооружений между Центральным Вокзалом и морем, – Алиша смотрела, как «Наутилус» уходит вдоль по Гудзону.

У нее ушло почти два дня, чтобы забраться наверх. Двести четыре лестничных пролета, по большей части в полной темноте, мучительное восхождение с самодельным костылем, а когда боль стала слишком сильной – то на четвереньках. Она не один час пролежала на лестничных площадках, тяжело дыша и обливаясь потом, раздумывая, сможет ли она двинуться дальше. Ее тело было сломлено; ее телу пришел конец. В тех местах, где оно не болело, вместо боли было лишь пугающее онемение. Огоньки жизни один за другим угасали внутри нее.

Но ее сознание и мысли оставались. Ее, не Фэннинга и не Эми. Она не помнила, как ей удалось выбраться из тоннеля метро; ее просто как-то выбросило на сухое место. Остальное – фрагментами, проблесками. Она помнила лицо Майкла в ореоле солнечного света, его руку, протянутую к ней; ударивший в нее поток воды невероятной силы, почти планетарной; полная потеря воли, ее тело, кувыркающееся и погружающееся; первый непроизвольный глоток воды, от которого она начала задыхаться, и ее горло рефлекторно раскрылось, чтобы сделать следующий вдох, вода, все глубже проникающая в легкие; боль, а потом милосердие, когда боль начала уходить; ощущение распада, ее тело и мысли, теряющие определенность, будто затухающий с расстоянием радиосигнал; а потом вообще ничего.