Она очнулась и была совершенно озадачена. Сидела на скамейке; ее окружал небольшой парк из переросших деревьев и детская площадка, заросшая высокой травой. Постепенно ее осознание окружающего улучшалось. По периметру парка лежали огромные кучи обломков, хотя сам парк чудесным образом оказался нетронутым. Ее одежда промокла, во рту стоял вкус соли. Она ощущала провал в памяти между теми событиями, которые помнила, и нынешней ситуацией, спокойствие которой выглядело полнейшим анахронизмом, тем, чего она ранее никогда не испытывала. Она вяло подумала насчет того, не умерла ли она – быть может, она уже призрак. Но когда она попыталась встать, ее тело пронзила боль, и она поняла, что это не так; смерть, без сомнения, должна была бы избавить ее от телесных ощущений.

Потом она поняла главное. Вирус исчез.

Не мутировал в какое-то новое состояние, как это произошло у Фэннинга и Эми, восстановив им человеческий облик, но оставив иные способности. Вируса внутри ее не было вообще. Вода каким-то образом убила его, а потом вернула ее к жизни.

Как такое возможно? Лгал ли ей Фэннинг? Но она стала тщательно вспоминать и поняла, что он ни разу ей не говорил, среди многого прочего, что вода убьет ее, ту, которая не являлась ни полностью Зараженной, ни полностью человеком, представляла собой нечто среднее. Возможно, он чувствовал, что происходит внутри ее на самом деле; возможно, просто не знал. Какая ирония! Она бросилась с кормы «Бергенсфьорда», намереваясь умереть, однако именно вода стала ее спасением в конечном счете.

Что это значит, быть живой. Ощущать запахи, звуки и вкусы этого мира нормально, а не обостренно. Наконец-то остаться одной, внутри своего сознания. Она наслаждалась этим, будто дыша чистейшим воздухом. Как удивительно и чудесно, как неожиданно. Снова стать просто человеком, целиком и полностью.

Фэннинг мертв. Сначала она поняла это, глядя на развалины города, а потом увидев тела, сжавшиеся в комок и рассыпающиеся в прах. Она укрылась в полуразрушенном винном магазине. Возможно, остальные ищут ее, возможно и нет, считая, что она погибла. Наутро второго дня она услышала чей-то голос. Это был Майкл.

– Эй!

Его голос эхом отдавался на безмолвных улицах. Майкл, ответила она, найди меня! Я здесь! Но потом вдруг поняла, что на самом деле не произнесла эти слова вслух.

Это было загадочно. Почему она не отозвалась? Что это за желание, хранить молчание? Почему она не крикнула ему, где она? Его крики затихли и пропали вдали.

Она стала ждать, когда же она поймет значение этого своего поступка. Осознает все, чтобы планировать свои действия. Шли дни. Когда шел дождь, она выставляла наружу кастрюли, собирая воду, так она утоляла жажду, хотя еды у нее не было, как и желания ее искать; этот вопрос казался ей до странности несущественным; она вообще не была голодна. Она много спала, ночи напролет, да и дни тоже. Долгие промежутки бессознательного состояния, глубокого, в котором ей снились сны, эмоциональные и яркие. Иногда она видела себя в них маленькой девочкой, сидящей снаружи от стены Первой Колонии. Иногда – молодой девушкой, стоящей на Страже с арбалетом и кинжалами. Ей снился Питер. Снилась Эми. Снился Майкл. Снились Сара и Холлис, Грир, часто снился величественный Солдат. Перед ее мысленным взором разворачивались отдельные дни и целые эпизоды ее жизни.