— Я-то знаю! Но, брат, извини, больше того набора рекомендаций и предостережений, который изложен в его учетной карточке, я открыть тебе не могу. Сам знаешь правила.

Правила Гущину были известны. Воспитанники Интерната не знали своих настоящих имен. Не знали их ни преподаватели, ни «дядьки», ни один живой человек, кроме разве самого Береста, хранившего личные дела в огромном старомодном сейфе, который загромождал угол его кабинета. Тайна имени сохранялась строго во всех инстанциях. Совет утверждал список кандидатов на Реанимацию. Клонирование происходило выборочно, по жребию, так что реаниматоры не имели ни малейшего представления, кого они оживляют.

Гущина в глубине души оскорбляло недоверие Береста. Но все хитроумные, как ему казалось, ходы разбивались о неизменный ответ:

— А разве ты сможешь поручиться, что никогда в жизни, н и  п р и  к а к и х  о б с т о я т е л ь с т в а х, не раскроешь тому же Федору тайну его первого имени?

— А сам ты за себя можешь поручиться? — обижался Гущин.

— И я не могу. Но ведь кто-то должен хранить тайны! Так что придется тебе, брат, продолжать работать по старинке, на ощупь.

Оба долго молчали. Потом Валерий Рафаилович сказал:

— Придется. Только знаешь что, Паша… Дай-ка ты мне четыре выходных, на родину слетать. Мать проведаю. А главное — хочется мне Федору Урал показать. А то на Луне бывал парень, на дачу в Болгарию ездил, по Средиземноморью их прошлым летом возили, а на Урале не бывал. Куда это годится? Доверишь?

— Вот и договорились! — обрадовался Берест. — Забирай Федора. Да, передай от меня привет Марии Александровне!

— Паша, а может, и ты с нами? Мама всегда тебе рада!

— Да куда я от этого пацанья денусь?!

И в этот момент они наткнулись на избитого Федора, который метелил безо всякой пощады своего закадычного дружка Франсуа Жобера.

Бесшумно работали двигатели таксомотора. Валерий Рафаилович сидел перед пультом и разворачивал сверток с сандвичами.

— Федя, достань у меня из портфеля термос!

— Пожалуйста, дядя Валера!

— Сейчас кофейку горячего трахнем. — Гущин раскрыл термос и разлил кофе в три пластмассовых стаканчика.

— А третий для кого? — удивился мальчик.

— Для автопилота. Хотя боюсь — он откажется.

Федор поморщился.