Мальчик выбежал на крыльцо и задрал голову вверх. Защитное, поле сделало меня незримым, а он так жадно искал меня взглядом среди летних облаков. Бабушка тоже вышла на крыльцо и, подслеповато щурясь, заслонила глаза от солнца ладонью. Ее беспокоил дождик, который пойдет ближе к вечеру.

Негодник тем временем взмахнул кулачком, в котором было стиснуто пустяковое сопротивление, а бабушка всплеснула руками. Мальчишка еще находился в поле действия бортового генератора, и его желания снова исполнились.

С чердака чопорной вереницей вылетело сухое белье и ровной стопкой улеглось на подоконник. Зашевелились на грядках зеленые кулачки молодой капусты, стали увеличиваться на глазах, вырастая в исполинские кочаны. Вздрогнули помидоры, раздувая алые щеки. Лук ударил из земли колючими зелеными фонтанами. Черемуха осыпалась сладким черным дождем.

Ах, Негодник, кажется, наступила осень.

В Танькином озере сверкнула чешуей исполинская серебристая рыба, и на поверхность стал величаво всплывать пиратский галион имени Лехи Бабухина, набитый доверху сокровищами абвера. Но тут поле генератора оторвалось от Земли, и галион опустился на дно.

Негодник счастливо прыгал на крыльце. По тропинке от станции на сверкающем велосипеде катила неизвестная Дама Икс из параллельного класса. А я улетал.

…Дети даны далеко не всем мирам, и я остро позавидовал Земле, где есть дети. Дети, которые носят рыжие челки, дерутся, играют в классы; дети, у которых есть спортивные кеды, исцарапанные локти, веснушки, скакалки, портфели для школьных учебников; дети, которые показывают язык, дразнятся, плачут, смеются, врут, прыгают на одной ножке… И я с горечью подумал о том, что у меня никогда не было детства. Моей колыбелью был сборочный блок, из темноты которого я вышел, как и все, — взрослым в мир взрослых. В этот унылый мир взрослых с их нормами приличия, правилами, программами и законами природы, с их взрослой смертельной скукой.

Мне захотелось стать маленьким, ведь я не умел ни плакать, ни смеяться и никогда, никогда не скакал на одной ножке.

— Прощай, — шепнул я Негоднику в самое ухо.

— До свидания, — сказал он, глядя в небо.

— До свидания, — шепнула и велосипедистка Танька, щурясь от солнца.

— Пока! — буркнул вдруг и сам Леха Шина с перрона станции Горловка, где он стоял, задрав голову, и, сложив ладони биноклем, смотрел в облака.

«До свидания», — подумал «чучело», набирая субсветовую скорость, корректируя траекторию полета и переключаясь на автоматическое управление. Ведь на самом деле он был всего лишь космическим компьютером, мыслящей ракетой, оставившей на Земле погибшего пилота.