— Какая тебе разница? Просто скажи, что у меня.
— Надо подождать анализов, но… Но на сканировании…
— Хватит нагнетать! Ты можешь просто…
— У тебя все порвано, Аннели. Органы в ужасном состоянии. Матка… Как это они?..
Я знаю, я могу рассказать. Аннели, не надо это вспоминать…
— Кулаком. На руке что-то было. Кольца. Браслет. И всем остальным, — буднично произносит она.
Несколько секунд ее мать пытается, наверное, имитировать сострадание, но голос, которым она продолжает, — стылый, деловой.
— Начинается заражение. Надо удалять, Аннели… Стерилизовать…
— Что значит — стерилизовать? Что это значит?!
— Послушай… То, что у тебя там сейчас… Я думаю, что… Не думаю, что ты когда-нибудь теперь…
— Ты думаешь или ты не думаешь?! Говори по-человечески, я за этим сюда пришла! Никто не скажет мне об этом конкретней моей мамули! Вот уж кто точно не станет обнадеживать меня зря, да? Говори!
— Я боюсь… — Марго шуршит оберткой. — Какого черта. Ты не сможешь забеременеть. С таким месивом внутри… Вот и весь сказ.
— И что? Даже ты ничего не сможешь сделать? Ты, святая, чудотворная? А?! Ты, к которой очередь на сто лет вперед! Чего они к тебе так рвутся, если ты не можешь помочь собственной дочери?!
— Аннели… Ты не представляешь, как мне жаль…
— Надеюсь, что тебе жаль, потому что твоя линия оборвется тоже! Не знаю, хотела ли ты нянчить моих внуков, но теперь извини…
— Боже… — Марго замолкает. — Как ты живешь? Как такое могло с тобой стрястись? Я думала, ты уехала в Европу… Устроилась…
— Я тебе расскажу как. Я залетела от своего мужика, и к нам прислали Бессмертных. Знакомая история? Только вместо укола они решили дело кулаком.
— Моя бедняжка…
— У тебя есть сигареты?
— Я не курю. Правда, все выбросила. Конфета, хочешь?