— Вот это техника! — Такой акцент, будто она слова топором вытесывает.

— Высший класс.

Мой ответ ее приободряет; видно, что ей хочется потрепаться.

— У нас-то дома на весь район один доктор всего был. Доктор был хороший, только лекарств у него не было. А из техники у него была серебряная трубочка. От отца досталась.

— Что? — Я прислушиваюсь. — Какая еще трубочка?

— Серебряная трубочка. От дифтерии лечить.

— Что такое дифте… Как?

— Дифтерия. Когда горло пленкой зарастает, такая болезнь. И человек задыхается насмерть, — охотно объясняет безрукая. — У нас многие хворают.

— А зачем трубочка?

— Ее в горло больному вставляют. Пленку прорывают. И он через эту трубочку дышит, пока болезнь не пройдет. Пленка серебра боится.

— Суеверие какое-то. Нет такой болезни, — уверенно говорю я.

— Как нет, если у меня брат мальчишкой от нее помер? — Она цыкает зубом.

— И что же его доктор не спас своей трубочкой?

— Не смог. У него ее сборщики податей отобрали. Серебро же.

— Это где такое бывает? — интересуюсь я.

— Из России мы, — улыбается безрукая.

— О! А я знаю, у вас там…

Но тут другая рыжая хватается за свой раздутый живот, и нашей светской беседе конец. Они принимаются лопотать на своем лесорубском языке, азиатка-медсестра выскакивает из кабинета — лицо бесстрастное — и волочет ту, что с обеими кистями, в родильный цех, или как там называется это помещение. Безрукая, шаркая, спешит за ней, уговаривая, наверное, потерпеть.

Дверь в кабинет Марго остается приоткрыта, изнутри доносятся голоса. Меня не звали, но мне необходимо все знать. Прячусь и подслушиваю.

— Кто это сделал с тобой? — тихо спрашивает Аннели ее мать. — Что случилось?