Первое, что обнаружила Тундра, выйдя на бульвар, было то, что центр Москвы не сильно изменился за годы. Здания сплошь те же самые, только другого цвета, без пластиковых окон и кафе в первых этажах, асфальт похуже и нет волшебной плитки двух мэров. Тут только, придирчиво разглядывая тротуар, она поняла, что босая на обе ноги. К счастью, в карманах неуклюжего халата обнаружились бумажка и мелочь, которых хватило на простые сандалии — под стать халату.
В ее голове мелькнула и тут же погасла мысль о судьбе самой Гульсибяр — так он, кажется, называл ее. Если та появилась у Лорки в кресле… Видимо, обеих уже забрали в психушку.
Тундра с Бадаем подошли к дому, где очень еще нескоро поселится ее богатая мужьями подруга, и осмотрела его со всех сторон. Крыша, конечно, была цела и крыта без затей жестью. Ее облепили голуби. Хуже того, пары этажей, надстроенных в девяностые, явно недоставало. А это означало…
— Дерьмо собачье! — Бадай недовольно дернул ушами, готовый спорить, что он тут ни при чем. — Я же не могу зависнуть над крышей! Даже если надраться как вчера вечером… Лора, Лора, не могла поселиться на первом этаже, капризная стерва!
Простой и ясный план возвращения провалился на самых подступах.
Шедший впереди молодой человек с балеткой обернулся на ее ругань, настороженно посмотрел на пса, но все же решился заговорить:
— Вам помочь?
— Нет, спасибо, — отрезала Тундра, глядя на него с раздражением.
«Хренов сердобольный сопляк! Вали, куда шел!» — не вслух, но глазами сказала она ему.
— Я извиняюсь, у вас, наверное, какая-нибудь трагедия.
«Еще какая, чтоб ты знал, кретин!».
— Вот вам подарок. Просто так, — протянул он ей контрамарку. — На две персоны во МХАТ, так что сможете пригласить кого-нибудь. Извините, что помешал вашему разговору с самой собой. До свидания.
Сердце женщины устроено таким образом, что внезапные романтические презенты не могут его не тронуть.
— Спасибо, — ответила Тундра гораздо мягче.
— Не стоит. Вы очень красивы и выглядите встревоженной, как человек, который оказался в чужом месте.
«А эта сероглазая сволочь проницательна… Вообще-то, он симпатичный».
— Просто я сам недавно переехал в Москву. Из Киева. По работе. Я служу в киноиндустрии, — с гордостью поведал он о себе.
Видно было, что даже если бы он захотел сказать менее помпезно о своем деле, то не смог бы — язык сам ввернул «киноиндустрию», слишком уж шикарно звучало слово.
— Я кинокритик, Василий Изотов, — подчеркнул он, что, по его мнению, существа юного и заносчивого, звучало более весомо, нежели «режиссер», и уж тем паче — «артист».