М. вытащил из-под стола и открыл большой жестяной пенал с чемоданной ручкой. В нем на бархатном ложе располагался черный цилиндр, испещренный мелкими знаками, который действительно можно было принять за гильзу.

— Забыл сказать: вуаля!

Пошутив, он не рассмеялся, а напротив, скроил какую-то жалкую гримасу, будто доставал из банки тарантула; вынул цилиндр из пенала и поставил вертикально прямо на воздух. Тот завис без движения.

— Ну вот, теперь вы приобщились к великой тайне. Это — врата мира. По меньшей мере. Поверьте, я не преувеличиваю. Да-да, вот так вот, в нищенском московском подвале находится то, по сравнению с чем бомбы и дирижабли так же впечатляют, как пастушья свистулька Иоганна Баха.

Разговор вновь остановился. Пригубив портвейн, он помолчали, глядя на огонь и на чудовищную штуковину, висевшую в воздухе. За окном стемнело, поднялся ветер. М. встал и закрыл его на щеколду.

— А ведь ваша история, дорогой Илья Сергеевич, имеет к этому артефакту прямое отношение. Знаете, как у Данте в «Комедии»? Мне, пожалуй, место в восьмом кругу, среди колдуний и звездочетов… где-то между церковных и взяточников — хотя бы в этом не грешен.

Илья ничего не понял, хотя, как известно, портвейн укрепляет логическое мышление.

— Ну же! Круг обманувших недоверившихся, ров четыре. Звучит как почтовый адрес, не находите? Вы что, совсем не читали Данте?

М. усмехнулся, но как-то криво. В эту минуту, в полутьме с ухмылкой и отсветами пламени на лице, он выглядел совершенно безумным. Илья невольно бросил взгляд на его руки: нет ли в них зазубренного кинжала? А то, чего доброго… Пальца вот уже не хватает. Но висящий в воздухе артефакт его как-то подуспокоил, будто расширяя своим присутствием границы нормального до абсолютно фантастического, где безумный собеседник был меньшей из бед.

— Я вас в некотором смысле обманул, мой друг. Заочно и весьма мягко, хотя с большими для вас последствиями. Чтобы как-то обелиться в ваших глазах, скажу, что, во-первых, это было необходимо, а во-вторых, весьма и весьма непросто — с технической точки. Но, главное, конечно, необходимо. Вы нужны мне, чтобы спасти мир.

Теперь уж Илья скривился, будто вместо Библии ему предложили поклясться на книжке комиксов.

— Не беспокойтесь, ничего предпринимать не придется, в жертву вас тоже приносить не нужно — это было бы просто, но, к сожалению, совершенно бесполезно. Ваше появление здесь, я имею в виду наше теперешнее время, освобождает меня от необходимости объясняться перед супругой.

На этот раз М. не улыбался.

— Да-да, — продолжил он серьезно, — именно. Не только, конечно, но в каком-то суммарном смысле, речь идет об этом. Согласитесь, нехорошо просто исчезать из собственной жизни — это травмирует окружающих… если вы, конечно, не фантастического масштаба засранец, пропаже которого все порадуются. А я, смею надеяться, не он. Ранить, даже ради целого мира? Нет, это недопустимо. Стоит ли Рим жизни одного хорошего человека? Стоит, наверное, но стоит и усилий его спасти.