Саттон не мог заставить себя взглянуть на небо. «Не то чтобы я боялся, – говорил он фон Глюку, – хотя, конечно, это своего рода страх. Бесконечность зовет меня, притягивает… Надо полагать, через некоторое время я с ней свыкнусь».
«Не уверен, что с ней можно свыкнуться, – отозвался фон Глюк. – Не удивлюсь, если космос может стать чем-то вроде психического наркотика, вызывающего неутолимую жажду – такую, что, вернувшись на Землю, мы будем чувствовать духоту и стеснение».
На борту устоялся повседневный распорядок жизни. Генри Белт казался уже не человеком, а стихийным капризом природы – таким, как шторм на море или гроза. Подобно любому стихийному бедствию, Белт никому не отдавал предпочтения и не прощал ни малейшего нарушения правил. За исключением персональных кают, ни одна деталь на борту корабля не ускользала от его внимания. От него вечно несло перегаром, и кадеты тайком обменивались догадками по поводу того, сколько бутылок виски Белт взял с собой. Независимо от степени его опьянения, однако, даже если его движения становились неуверенными, глаза Белта сохраняли проницательность и сосредоточенность, а слова, которые он произносил парадоксально мелодичным и звонким голосом, оставались безупречно разборчивыми.
Однажды Генри Белт – насосавшись, судя по всему, больше обычного – приказал всей команде надеть скафандры и проверить парус на наличие метеоритных пробоин. Приказ этот показался кадетам настолько странным, что они изумленно уставились на капитана.
«Господа, вас что-то задерживает? Вы не желаете прилагать усилия, привыкли роскошествовать и бездельничать? По-вашему, здесь у нас курорт на французской Ривьере? Полезайте в скафандры, живо! Минус тому, кто оденет его последний!»
Последним оказался Калпеппер. «Как это понимать? Соревноваться – ниже вашего достоинства? – пристал к нему Генри Белт. – Вы заработали минус».
Калпеппер задумался: «Сказать по правде, сэр, может быть, так оно и есть. Кто-то же должен был заработать минус? Почему бы не я?»
«Я презираю ваше отношение к делу, господин Калпеппер! И рассматриваю его, как намеренное сопротивление приказу».
«Прошу прощения, сэр. У меня не было такого намерения».
«Значит, вы считаете, что я ошибаюсь?» – Генри Белт пристально изучал физиономию Калпеппера.
«Да, сэр! – с подкупающей простотой ответил Калпеппер. – Вы ошибаетесь. Мой подход к делу вовсе не свидетельствует о нежелании выполнять приказы. Его, скорее, можно было бы назвать фаталистическим. Я смотрю на вещи с такой точки зрения. Если в конечном счете у меня накопится столько минусов, что вы откажетесь рекомендовать мое зачисление в офицерский состав, значит, я с самого начала не годился в астронавты».