«Согласен, сэр – все может быть».

Генри Белт снова покачал головой: «Замечания такого рода, господин Острендер, мне обычно приходится выслушивать от господина Калпеппера. Вам следовало сказать: „В дальнейшем постараюсь быть готовым к любым непредсказуемым случайностям“. Господин Саттон, я ослышался? Или вы действительно что-то прошипели сквозь зубы?»

«Я просто вздохнул, сэр».

«Будьте добры, вздыхайте не так шумно. Более подозрительный капитан проставил бы вам минус за раздраженное и недоброжелательное отношение к ценным указаниям».

«Прошу прощения, сэр, я постараюсь дышать бесшумно».

«Очень хорошо, господин Саттон, – Генри Белт отвернулся и стал передвигаться взад и вперед по кают-компании, рассматривая поверхности корпусов и панелей. Замечая отпечатки пальцев на полированном металле, Белт хмурился. Острендер что-то прошептал на ухо Саттону; оба они напряженно наблюдали за инструктором, не сводя с него глаз. В конце концов Генри Белт резко повернулся и направился к ним: «Вы внимательно следите за моими перемещениями, господа».

«Мы сохраняли бдительность, сэр – на случай возникновения дальнейших непредсказуемых случайностей, сэр!»

«Очень хорошо, господин Острендер. Так держать! В космосе нет ничего невозможного. Могу лично за это поручиться».

IV

IV

Генри Белт заставил кадетов отскребать краску с поверхности параболического отражателя. Когда это было сделано, солнечный свет, падающий на отражатель, стал фокусироваться на обширной панели фотоэлектрических ячеек. Выработанная таким образом электроэнергия позволяла функционировать плазменным реактивным двигателям, испускавшим ионы, накопившиеся на огромной поверхности солнечного паруса, что придавало кораблю дополнительное ускорение, помогавшее ему покинуть земную орбиту. Наконец в один прекрасный день, точно в тот момент, когда закончился рассчитанный бортовым компьютером срок, корабль попрощался с Землей и полетел по касательной в межпланетные просторы под углом, позволявшим ему быть «захваченным» гравитационным колодцем Марса. Корабль быстро разгонялся с постоянным ускорением порядка сотой доли ускорения земного притяжения. Земля уменьшалась за кормой; корабль остался один в космосе.

Радостное возбуждение кадетов остыло и сменилось почти похоронной торжественностью. Превращение Земли в далекое, ничтожное светлое пятнышко – потрясающий символ, вызывающий у человека ощущение, подобное чувству невозвратимой потери, подобное самой смерти. Самые впечатлительные кадеты – Саттон, фон Глюк, Острендер – не могли взглянуть в иллюминатор на корме без того, чтобы у них на глаза не наворачивались слезы. Даже у обходительного Калпеппера вызывала молчаливое почтение открывшаяся величественная картина: нестерпимо жгучий диск Солнца и жемчужина Земли, плывущая на бархатно-черном фоне среди тысяч мерцающих алмазных искорок звезд. Корабль плыл все дальше от Земли, все дальше от Солнца в бескрайние просторы, масштабы которых превосходили человеческое разумение. Впервые кадеты начали догадываться о том, что Генри Белт не преувеличивал, когда говорил о странных видениях. Их окружала смерть – покой и одиночество – пылающая звездами красота смерти, сулившая не забвение, а вечность… Потоки, россыпи звезд… знакомые созвездия, светила с гордыми названиями, звучащими в уме, как имена героев: Ахернар, Фомальгаут, Сад-аль-Сууд, Канопус…