– Доверься мне!

Подойдя к краю скалы, Тераи прокричал: «Это Кильно! Он жив!» – и начал подтягивать к себе толстую лиану. Потом сплел из половины тонкой нечто вроде крупноячеистой сети и крепко привязал ее к двум стеблям куту, которые, в свою очередь, нанизал на толстую. Конец этой лианы он привязал к росшему на скале деревцу. То был молодой колибентон, дерево гибкое и крепкое; корни его уже вошли в расселины камня, и потому оно едва ли могло упасть от того веса и напряжения, которые ему предстояло выдержать. Напротив, на берегу, оседлавшая толстую ветку Оэтаа заканчивала закреплять другой конец лианы, нижняя точка которой теперь находилась метрах в пяти или шести над поверхностью воды.

– Кильно, я помещу тебя в эту сеть. Добравшись до берега, вытащу тебя при помощи тонкой лианы, привязанной к стеблям куту. А теперь – по местам! – закончил он по-французски.

Расположив умбуру в сети поудобнее, Тераи повис на толстой лиане и, закинув на нее ноги и скрестив их, начал медленно продвигаться к берегу, работая руками, словно огромный ленивец, висящий на ветке.

Через пару минут он уже спрыгнул на берег и без особых проблем подтянул к себе умбуру. Кильно покорно позволил вытащить себя из сети, посмотрел на высокий водопад, с грохотом низвергавшийся в ущелье, и совсем по-человечески содрогнулся.

– А остальные? – спросил он.

– Боюсь, что погибли! Вчера вечером никто не вышел к разожженному нами костру.

– Ты спас меня, Тераи. Теперь моя жизнь принадлежит тебе.

– И меня он тоже спас, – сказала Оэтаа.

– Я расскажу об этом вождям. Давайте вернемся в деревню!

Спустя несколько дней к Тераи, сидевшему у своей хижины, которую река лишь немного омыла бурными водами, подошел Кильно. На туземце была парадная одежда – длинная кожаная туника, обшитая жемчугом, роскошный красный пояс с восхитительным обсидиановым кинжалом и высокий головной убор, украшенный перьями.

– Пойдем, – сказал он.

– Куда?

– Вожди и жрецы ждут тебя в Священном Доме.

– Зачем?

– Увидишь.

Тераи встал и последовал за ним. С первых же дней, следуя совету Игрищева, он старался не проявлять ни малейшего любопытства в отношении Священного Дома, длинной свайной хижины, располагавшейся в центре деревни, и выказывал равнодушное почтение по отношению к жрецам. То немногое, что он знал о религии умбуру, происходило от намеков, подхваченных у костра, и парочки разговоров с охотниками, просветившими его относительно табу, которые следовало соблюдать. Вслед за Кильно он поднялся по наклонной лестнице, сделанной из куту, и пригнулся, чтобы войти. Зал оказался длинным и темным, с очень высокой соломенной крышей. Окон в нем не было – лишь дверь, но Тераи различил во мраке выстроившихся в два ряда туземцев: с одной стороны сидели вожди, вполне узнаваемые по высоким, украшенным перьями головным уборам, гораздо более пышным, чем тот, что был на Кильно, с другой стороны – жрецы с обсидиановыми пластинами на голове. Один из жрецов встал при его появлении: